Рэй Брэдбери - Маски

— Ха, — ответила одна девочка и мгновение спустя перестала улыбаться.

— А потом еще и еще, — сказал другой мальчик.

— Интересно, — сказала девочка, теряя интерес.

— И много-много другого, — сказал мальчик.

Все захохотали. Через минуту их изменчивые сверкающие глазенки забегали под мигающими веками, рыская в поисках новых стимулов и реакций в ответ на свои же вездесущие стимулы. Все занимались разбрасыванием камушков. Все, как лужицы, получали эти камушки, вызывавшие рябь на поверхности воды, и погружались в самодовольное самолюбование.

— Посмотри на себя, — сказал тот, что постарше.

Молодой человек напрягся, но сохранял спокойствие. Согнутые пальцы разогнулись и незаметно обрели изящество. Когда молодой человек повернулся и сказал, что эта маска непостижимо прекрасна, старик разразился хохотом.

— Если бы ты мог себя видеть! Десять секунд, и ты — новый человек. Твоя поза, боже мой, твои руки! Какая женственность! Твои глаза в глазных щелях — преданные, верные, благоговейные, как устрицы в сумерках.

— Великолепная маска.

— А твой голос! Напыщенно праведный. В твоих глазах я сейчас разнесчастный, заблудший, жалкий боббит. Ты попытаешься меня утешить, поддержать, наставить на путь истинный, указать на мои прегрешения. Еще час в этой маске — и у тебя завелась бы часовня, паства, братство, и пошло-поехало! Чувствуешь ли ты в себе золотые всплески великого умиротворения? Увлажняются ли твои очи от сострадания, когда ты видишь мое вопиющее невежество и пропащую душу, струящуюся из уголков моего тела?

Молодой человек снова подошел к зеркалу и посмотрелся в него.

Человек увидел свое же лицо с противоположного конца комнаты и, присмотревшись, возопил:

— Это я? Я? Неужели в кресле сидел я?

Кристофер кивнул.

— Благодарю вас, благодарю!

Он чуть было не облобызал Кристоферу руки.

— Вы оказали мне великую услугу!

— Что еще я могу для вас сделать? — поинтересовался Кристофер.

Но всякий раз, когда этот человек встречался с Кристофером на вечеринках, он отворачивался от него. Однажды Кристофер прикоснулся к его плечу и спросил:

— Вы снова сбились с пути? Оказались во тьме? Заблудились? Ваша возлюбленная сковала вас по рукам и ногам? Позабыли о своих дерзновенных намерениях? Вы — все еще марионетка, передвигаетесь как на ходулях. Не можете сменить походку? Или превратились в зацикленного субъекта с эгоистичными замашками?

— Если вы не отстанете, я двину вас в челюсть, — сказал молодой человек и удалился, разминая турецкую сигарету на серебряном портсигаре.

— Присаживайся, Дэвид, — сказал он, и Дэвид присел.

— Что тебя гложет, сынок?

— Я очень несчастен. Я такой несуразный!

— Сынок, такое бывает в жизни сплошь и рядом. В один прекрасный день обнаруживается, что другие выглядят привлекательнее, чем мы. Это вызывает кучу неприятных ощущений. Уж я-то знаю.

— Вот что я тебе скажу, Дэвид. Я дам тебе поносить одну из моих масок.

— Неужели?

— Надевай!

Дрожащими руками Дэвид надел маску.

— Как ты теперь себя чувствуешь?

— О боже, замечательно, великолепно!

Вторая стопка черновых отрывков посвящена отношениям дочерей и родителей. Дочери неизменно встречаются с незнакомцем в маске в потенциально романтических ситуациях, которые определяют содержание каждой сценки. В двух из четырех недоработанных сценах незнакомца в маске зовут мистер Крис или мистер Кристофер, но на других страницах у него нет имени.

Вступительная встреча, разворачивающаяся на двух страницах, представляет собой разговор матери и дочери о постояльце в маске. Когда дочь признается, что постоялец предложил ей открыть свое истинное лицо, мать закатывает дочери грубый и почти истеричный допрос. Это самый пространный отрывок из четырех, представленных здесь, и в последних абзацах мать пересказывает некий фильм, испугавший ее в детстве. Она сосредотачивается на одном эпизоде, в котором монстр в маске открывает свою личину молодой девушке — героине фильма. Судя по подробному описанию, мы можем легко догадаться, что речь идет о шедевре немого кино — «Призраке оперы», в котором играл Лон Чени. Теперь ясно, почему она с таким пристрастием допрашивает дочь. Мать ужасается от одной мысли о том, что дочери предстоит пережить ту же кошмарную сцену с постояльцем в маске.

Третий отрывок посвящен мечтаниям простодушной дочери об облике идеального возлюбленного. Однако четвертый заключительный отрывок — самый тревожный, ибо, благодаря эффекту замещения маски, молодая женщина позволяет себе совершить психологическое деяние, запрещенное в любом культурном контексте. Она влюблена в своего отца, и маска, сработанная по его образу и подобию, позволяет ей вступить в связь с незнакомцем, который носит эту маску: «Теперь вы можете взять меня за руку». Сцена почти совпадает с событием, происходящим в начальном повествовании «Масок», но здесь она подана в виде рассказа словами владельца масок, скорее всего, безымянного Латтинга, живописующего свои разнообразные приключения своему приятелю Смиту. Это короткая сценка и остаток «подвальной» части страницы зарисован рукой Брэдбери карнавальными персонажами. Эти карикатуры — еще один способ выражения подавленных страхов и запретных страстей, но они также высвечивают игривое облачение в маски и снятие масок, которые возникают в более поздней прозе Брэдбери (всестороннее обсуждение рисунков см. в Eller, Touponce, Ray Bradbury: The Life of Fiction, с. 32–34).

— Интересно, что же приключилось с мистером Крисом? Дуэль? Говорят, он немец, и у него на лице шрамы, которыми они изукрашивают друг друга в Германии.

— Попадаются любопытные шрамы.

— Ни разу не видела любопытных шрамов, — сказала мать.

— Но некоторые и вправду интересные.

— А может, у него родимое пятно?

— Как знать. Жуткое, наверное.

— Однажды он мне пригрозил.

— Правда? Да как он посмел!

Она бросила свое шитье и возмущенно уставилась на дочь.

— Что он сказал?

— Он пригрозил, что снимет маску в моем присутствии.

— Что он сделал?

— Так и сказал: если я это сделаю, тебе не поздоровится. Вот что он сказал.

— Он угрожал?

— Тебе будет плохо, потому что от этого нет спасенья. Так он сказал.