Рэй Брэдбери - Маски

Заключительный (и самый продолжительный) фрагмент в этой группе посвящен более тяжким последствиям ношения масок. Но здесь все перевернуто с ног на голову, и уже «мистера Субботу» преследует проститутка, которая заявляет, что ей известна его истинная личность — «мистер Встречный-Поперечный».

Быстро проявляется женоненавистничество мистера Субботы: «Ты — Самка, Цирцея, которая превращает мужчин в свиней», но она неожиданно парирует: «Дело женщины — превращать свиней [ sic ] в мужчин».

Он готовится лишить ее преимущества, превратившись для нее в «одного человека», но фрагмент скомкан в пятистрочном изложении, в котором сказано только, что в конце концов она совершит самоубийство. Но в последних двух строках изложения Брэдбери указывает, что это столкновение едва ли не так же губительно для мистера Субботы, ибо он чуть не лишился своего свойства воспроизводить тысячу своих лиц. Как и изначальное пространное повествование, концовка этого фрагмента предполагает, что носитель маски может погибнуть, если ему придется слишком долго находиться лицом к лицу со своей собственной персоной. Заключительная страница представляет собой рукописное примечание Брэдбери, где он увязывает имя реального резчика масок из Мексики — «сеньор Серда» с Цирцеей, превращающей мужчин в свиней (по-испански «cerda» как раз означает «свинья»). Брэдбери непрерывно играет словами, что наводит на мысль о том, что он намеревался сделать каламбур Серда/Цирцея сквозным по всему тексту «Масок».

Она растапливала камин, и маски вырисовывались из темноты, словно только что здесь очутились. Сперва — заостренный нос, круглый черный выпученный глаз, широченный дразнящий рот. Она встала и выпрямилась, протягивая руки к огню, но ей все равно было зябко, а маски на стенах мерцали и поблескивали. Они всецело принадлежали ее супругу, но никак не ей. Дом кишмя кишел ими. Жизнь в нем напоминала Центральный вокзал в момент замерзания мира. Ей казалось, что она бредет в одиночестве мимо мешанины неодушевленных образин жадности, ужаса, алчности и ликования. Стены имели не только уши, но и глаза; глубокой ночью резные уста говорили с помощью ветра, который явно отличался сообразительностью. Ветер всегда наведывался к ним и редко уходил из дома, который раскинулся на холме. А еще по ночам хлопающие ставни били по барабанам, висевшим на стене, и заставляли вскакивать в постели.

Она стояла, растирая худые белые локти, чтобы подавить озноб. Шесть часов. Пора бы Хэнку возвращаться. Она прислушалась и с облегчением услышала, как машина заезжает в гараж. Через мгновение донеслись шаги перед парадным входом, раздался звонок в дверь. Это не Хэнк! С какой стати он будет звонить?

Она отворила дверь.

Перед ней стоял человек в маске смерти.

— Хэнк!

— Нравится? — поинтересовался он.

— Ужас! Заходи.

Он не двигался. Она повторила свое требование.

— Нет, — сказал он.

— Не дури. Холодно же, — сказала она.

Нехотя он вошел внутрь.

— Где ты ее раздобыл?

Она потянулась к нему, чтобы снять маску.

— Нет.

Он схватил ее за запястья.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Но сначала сними этот кошмар.

— Нет. Я должен поговорить с тобой в маске. Может, ты поможешь мне разобраться.

— Что за странные речи!

Ей стало очень холодно, и она отступила к огню.

— Что-то случилось по дороге домой?

— Да. Я сидел в трамвае, и вдруг мне в голову пришла потешная мысль — напялить эту маску. Что я и сделал. И только я ее надел…

Он сжал маску руками с обоих боков.

— Произошла престранная штука: у меня заледенело лицо. Я почувствовал, как маска примерзла к лицу, и я не смог ее сорвать. Мне не захотелось. И внезапно мне в голову пришла странная мысль о том, что я всемогущ. Я почувствовал, что стоит мне щелкнуть кого-нибудь пальцами, как этот кто-нибудь грохнется замертво.

— Будет достаточно и одного взгляда на маску, — засмеялась она.

— Ты любишь меня? — спросил он.

— О, да, да, я люблю тебя, — сказала она.

— Ты любишь мое лицо, — сказал он.

— О нет, я люблю твой голос, все, что в тебе есть.

— Ты уверена, что дело не в лице?

— Да, отчасти и в лице. Важно всё, но главное, ты в совокупности.

— А если бы у меня было другое лицо?

— Теперь ты надо мной подтруниваешь, а я этого не люблю.

Каждый вечер в шесть часов она приходила к двери.

— Скажите ей, пусть убирается, — велел мистер Суббота.

— Кто она? — спросил Раздражительный.

— Откуда мне знать? Какая-то женщина. Не та, так эта.

— Но она не уходит.

— Так позовите полицию.

— Кажется, у вас и так хватает проблем с полицией.

— Тогда бросьте ей баранье ребрышко, будьте добры.

— Вы, однако, изощренно жестоки.

— Это я-то изощренно жесток? Жизнь есть процесс экспансии, а женщина норовит подвергнуть его сжатию.

— Она тоже?

— Она занимается экспансией всю дорогу. Она проститутка, до ужаса экспансивна и наслаждается жизнью. А теперь она нашла меня и собирается взять меня в оборот.

Раздражительный прикрыл рот рукой.

Мистер С. откинулся на спинку стула, положив нож и вилку.

— Очень смешно?

— То, что проститутка готова ради вас покончить со своим ремеслом — и впрямь забавно. Даже очень. И печально.

— Попридержите свои эмоции. Просто скажите ей, чтобы убиралась. Женщина подобна морскому существу наутилусу, которое отыскивает новую раковину и перебирается из одной раковины в другую, довольная своим обиталищем. Женщина — подобна улитке. Она обладает свойством протискиваться в самую непролазную щель между створками раковины (мужчины) и выгрызать всю плоть между створками. Скажите, что я не хочу провести всю оставшуюся жизнь лишь с ней, с ней и опять с ней. Скажите же ей.

Раздражительный вышел, и из-за двери донеслись звуки потасовки. На мгновение в поле зрения ворвалась молодая женщина, которую догонял Раздражительный.

— Вот ты где, — вопила она, подбегая к нему, но остановилась, завидев маску. — Ты меня не проведешь! Маска другая, а ты тот же самый!

— Это неслыханное оскорбление! — закричал он. — Но раз уж ты высказалась, позволь мне продолжить прием пищи.