Алексей Понедельченко - Весело и страшно

Один человек выразил такую мысль: «Работа водителя — ждать и ехать». Очень круто, что все знают обязанности водителя. Печально, что никто не знает своих.

Иногда с пассажирами приходится спорить и на любой аргумент каждый из пассажиров найдёт, что возразить. И возражение будет примерно такое: «Ты таксист, судьба у тебя такая. Ты должен это, это, вот это и ещё вон то. А я тебе плачу 130 рублей. Не нравится? Ну, так не работай таксистом! У всех есть выбор!»

А потом происходит какая-нибудь фигня: теракт, катаклизм, подлянка от погоды, массовая гибель людей, камни с неба, падёж и бешенство. Земля налетает на небесную ось, нужно спасаться. Где же такси? А такси тут как тут, только ценник со 130 поднялся до 1 300.

— Почему так дорого?

— Не нравится? Найди дешевле, чего ты? Или иди пешком. У всех есть выбор!

В критических ситуациях водитель такси и пассажир в каком-то роде меняются местами, но тот, кто привык потреблять кровь водителей, почему-то сам не хочет быть предметом потребления и начинает говорить о ценностях человеческой жизни, гуманизме и тому подобном. Но модель уже не поменять, и, если работа водителя ехать, то обязанность пассажира — платить. Нет оплаты — нет перемещения. Остаётся только боль и 130 бесполезных рублей.

— Вот смотри, тут всё ровно! Тосол не уходит, масло от замены до замены. Блок под восемьдесят два и четыре проточен, поршневая, само собой, новая. Костромские поршни стоят с тефлоновым покрытием, как эти ёбаные, как их, сковородки.

Я решительно ничего не понимал. У меня были машины и раньше. Все они были японскими, и я даже сам их ремонтировал по мелочам: свечи, колодки, масло — и примерно понимал устройство. Однако, описание прелестей «Лады», судя по всему, требовало особого языка. А продавец всё продолжал:

— В порогах мовиль, по два баллона на сторону. Днище тоже мужики мне металлом угостили как надо. Сверху антикор импортный. Кузов, короче, Путина переживёт!

— Почему Путина? Президент же Медведев.

Продавец хотел что-то ответить, но у него зазвонил телефон и он взял трубку:

— Да! Да, продаю.

Динамик телефона звучал достаточно громко, и потому я неплохо слышал собеседника на том конце:

— Есть пятьдесят тысяч! — говорил он.

— Заебись, братан! Рад за тебя! Мне-то зачем звонишь? Я продаю машину за восемьдесят две! — отвечал продавец.

— Какая последняя цена? — не унимался звонивший.

— Такая же, как и первая, братан. Восемьдесят две тысячи рублей! Всё, давай, некогда мне.

Продавец убрал телефон и выдохнул.

— Заебали! Написана же цена в объявлении. Нахера звонят, если денег нет?

— Не знаю…

— Ладно. На чём мы там остановились?

— На Медведеве.

— На чём? А… Короче, кузов в порядке. Медведева тоже переживёт. И кто там после него будет — его тоже. Базарю!

Я стоял и смотрел на «девятку», которую расхваливал продавец. Она мне не нравилась. Не нравилась, как и пять других «девяток», которые я смотрел до этого. Более того, у меня не было восьмидесяти двух тысяч, а было на четверть меньше. Я просто хотел посмотреть, что такое «девятка в ОТС» (то есть в отличном техническом состоянии).

Продавец закрыл капот и завёл мотор.

— Слышь, как работает? Сядь, прокатись. Трос сцепления новый. Педаль как на иномарке!

Я колебался. В это время у продавца опять зазвонил телефон. Он заглушил машину и ответил на звонок:

— Да!

— Шестьдесят тысяч! — говорил уже знакомый голос.

— Слушай, братан, ты мне нравишься! Ты за пять минут десять косарей поднял. У тебя было пятьдесят, а стало шестьдесят! Ты, бля, могёшь так-то. Давай ещё через десять минут звони, как восемьдесят будет. Двушку, хрен с ним, я тебе скину, просто чтоб на тебя посмотреть!

Продавец положил телефон на панель машины.

— Ты не смотри, что панель низкая и трахометра нет. Зато печка жарит — зимой в трусах можно ездить. На высоких панелях такая херня не канает. Там вечно ебун, будто в электричке едешь, в тамбуре. Ну так что? Нравится машина, нет?

— Надо подумать… — неопределённо выдавил я из себя.

— Да чё думать? Нравится — бери! Двушку, так и быть, скину. На обмыть…

Телефон продавца опять зазвонил:

— Да!

— Семьдесят тысяч. Больше не найду!

— Не обманывай, да? Десять тысяч не можешь найти? Деньги сейчас почти на каждой остановке дают, по двум документам. Права, паспорт — и делу край. Машину ищешь — значит, права есть. Паспорт, значит, тоже есть, иначе как ты её оформишь? Так что действуй! Наберёшь, как деньги будут.

Я пообещал подумать над увиденным, попрощался и пошёл восвояси.

Стояла пасмурная серая весна. Всюду лежал грязный снег. Люди и машины сливались с серыми домами и деревьями. Я шёл домой и думал, что подержанные российские машины нужно выбирать и покупать летом. В это время года они хотя бы чистые и не вызывают отвращения с ходу.

Это была шестая машина, на которую я посмотрел живьём. Первая не завелась. Третья оказалась «восьмёркой» (в объявлении не было фото, а продавец не видел разницы). Четвёртая была слишком гнилой, а у пятой не было тормозов. Смешной случай вышел со второй машиной: она находилась под кучей снега и продавец предложил мне её откопать.

Вы, наверное, спросите: «А за каким хером тебе вообще понадобилась „девятка“?» Дело в том, что мне скучно жилосьв то время я работал антеннщиком и мне нужен был дешёвый во всех смыслах автомобиль, чтобы возить лестницу, инструменты и, собственно, антенны. По каким-то причинам я решил, что «девятка» для этих целей подойдёт лучше всего. Левый руль для езды по трассам области, механическая коробка для экономии бензина, дешёвые запчасти и возможность самостоятельного ремонта. К тому же, меня в то время здорово тянуло к железу. Мужики в Сибири вообще часто тянутся к железу. Одни к ружьям и карабинам, другие к ножам с топорами, третьи, не знаю, к штанге с гантелями. Меня лично тянуло к машинам и гаечным ключам.

Машина, которая мне понравилась (если это слово вообще уместно в этой истории), была одиннадцатой по счёту. Продавал её бывший гражданин Таджикистана Файзулла, а ныне гражданин РФ Федя. Продавал в связи с лишением прав.

— Позавчера был суд. Права — пиздец, нету! — с акцентом говорил он и сплёвывал насвай в снег.

— За что лишили? — поинтересовался я.

— На красный свет проехал.

— За это прав не лишают.

— Было вот как. Я проехал на красный свет. Не специально, я не хотел. Менты остановили. Говорят: «Ты пьяный!» Я говорю: «Нет, вы что?» Они опять: «Тогда наркоман! Тебя в больницу надо, лечить». А я не наркоман, зачем меня лечить? Ну я и подписал там, что не хочу лечиться и в больницу. Чего такого, думаю. При свидетелях подписал.