Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— Ну а я — Гоар Саркисовна, — рассмеялась статная армянка в варенке и с крестом на шее. — Можно бабушка Гоар, потому что по роду занятий являюсь бабкой.

— Хороша бабка, — улыбнулся Хозер, — побольше бы таких.

— Шутите! — расхохоталась Гоар. — Не потерплю конкуренции! Хочу быть единственной и неповторимой! Правда, Ира? — повернулась она к ведьме.

Ирина кисло улыбнулась и выключила из розетки электрический самовар.

— Прошу садиться, — пригласил седобородый, судя по всему — хозяин дома, который, по прикидке Хозера, должен быть генетиком.

— Что пьет президент? — потянулся к рюмкам Забродин.

— То же, что и весь советский народ, — демократично ответил Исаак Давидович. — Но если вы не против, у меня с собой бутылка французского коньяку.

— Неужели из самого Парижу? — оторопел Забродин.

— Представьте себе, привез специально для нашей встречи, — Хозер достал из-под стола свой "дипломат” и извлек из него бутылку.

— Ай да президент! — обрадовался как ребенок Забродин. — Наливай, старик, выпьем за пробудившееся правосознание русского народа.

— За пробуждающееся, — поправил его Чудаков.

— А, не все ли равно…

Две рюмки коньяку сняли усталость, и Исаак Давидович ожил: глаза заблестели, улыбка не сходила с уст. "Гениальная семерка", в которой, правда, не хватало одного экстрасенса по имени Марат, очень нравилась ему. Это были люди высшей породы, как любил говорить президент, когда-то заимствовавший этот термин не то из Шопенгауэра, не то из Ницше. Особенно ему приглянулась бабка Гоар, по образованию архитектор, но по призванию поэт. Она пела свои удивительные песни под аккомпанемент гитары, звучавшей в руках Валерия подобно арфе. Президент тут же поклялся напечатать все бабкины стихи и даже выпустить сборник тиражом в пятьсот экземпляров. Гоар же, в свою очередь, обещала лечить Хозера бесплатно до конца его жизни и приглашала к себе домой на следующий день.

После жасминового чая, заваренного каким-то неведомым способом ведьмой Ириной, "бессмертники" открыли дверь в соседнюю комнату и включили свет. Взору Исаака Давидовича открылись сложнейшие нагромождения всевозможной аппаратуры и приборов. Из окна тянулась трехметровая труба сантиметров двадцать в диаметре, похожая на телескоп. Она входила в огромный "аквариум", объемом куба в три-четыре и заполненный подсиненной, но довольно прозрачной жидкостью. В "аквариум" опускалось с полсотни стеклянных трубок, которыми обычно берут анализ крови. От них тянулись резиновые трубки к различным приборам и аппаратам, установленным на семи столах. Главный пульт располагался на столе напротив "аквариума", который, по всей вероятности, выполнял и функцию экрана - живого монитора. На этом столе-пульте были две клавиатуры, горели различные кнопки с надписями, а сбоку светились огоньки принтера. Здесь же, на крышке стола, чернели сферические акустические решетки и торчал, похожий на початок кукурузы, сверхчувствительный микрофон.

— Ну что скажете, Исаак Давидович? — торжественным голосом нарушил тишину Костя.

— Впечатляет, господа!

— То-то… Но поскольку Марата нет, я займу его место, а вы садитесь за главный пульт, — он указал на стол перед "аквариумом", — и выполняйте все наши команды. Итак, приступаем…

На окна опустились черные шторы, и все вокруг загудело, запищало, засветилось. "Бессмертники" заняли свои места. Потом основное освещение погасло, и "аквариум" засиял многоцветным растром, напоминающим свечение люминофора в кинескопах системы "Секам".

Пока Костя произносил какие-то распоряжения, Исаак Давидович расположился перед пультом и раздумывал, кого бы вызвать из покойников. И вдруг шальная мысль овладела им: вызвать Богатого и спросить, почему он не хотел публиковать свои стихи. А заодно и проверить "бсссмертников" не надувают ли они?.. Он хорошо знал режиссера, да и в комнате Марины была его последняя фотография: проба на главную роль в фильме "Очарованный странник" по Лескову, который снимал Забриха (как всегда на вторых ролях) с довольно известным режиссером. И едва он подумал об этом, как услышал команду Гаршина:

— Тип воскрешаемого индивида!

На главном пульте зажглось несколько клавиш с надписями: "творческий", "деловой", "функциональный"…

— Нажмите нужную клавишу, Исаак Давидович!

Хозер нажал на зеленую, с пометкой "творческий”.

— Род деятельности творческого индивида: поэт, прозаик, композитор, актер, художник…

— Первый.

— Примерный возраст в момент смерти: от двадцати до двадцати пяти и так через каждые пять лет.

— От сорока пяти до пятидесяти.

— Для воскрешения поэта достаточно воспроизвести наиболее яркое его произведение, все или фрагмент его. Но не менее четырех строк.

— Одну минуточку, — Хозер раскрыл "дипломат", зажатый между ног, и вытащил папку со стихами Дэйва Вавилонского, предназначенными для публикации под именем Марины. Пролистав несколько страниц, он приготовился читать.

— Микрофон! — предупредил Костя.

Исаак Давидович нажал загоревшуюся перед носом кнопку и прочитал:

— Достаточно. Микрофон выключен?

— Да.

— Откат. Стоп. Внимание, воскрешение!

В "аквариуме" что-то ослепительно вспыхнуло и погасло. Машина не сработала. Костя занервничал:

— Проверим еще раз. Исходная позиция: творческий, поэт?

— Без сомнения, — отчеканил Хозер.

— Возраст в момент смерти?

— Может и ошибаюсь. Точно не знаю.

— Диапазон установить по ручной шкале. Валера, проследи.

— Настраиваю, — подал голос белобородый. — От сорока до шестидесяти — пусто.

— Бери от тридцати пяти.

— Тридцать шесть, тридцать семь… тридцать девять, стоп!

— Вот вы и подвели нас, Исаак Давидович. Ставим тридцать девять. Включите стихи… Стоп! Внимание, воскрешение!

"Аквариум" снова вспыхнул, потом огненный шар сжался в точку и стал медленно расплываться. Перед Хозером появился человек с рыжей бородой и неподвижними голубыми глазами. Он словно по пояс стоял в воде. Президент обомлел: да, это было чудо, но, к сожалению, воскресший не имел ничего общего с Алексеем Богатым.

— Это не он, — тихо сказал Хозер. — Я, конечно, восторгаюсь вашим гением, ребята, но это не он.

— А мы сейчас проверим, — Костя встал со своего места и, подойдя к главному пульту, нажал кнопку: — Как вас величали на Земле, уважаемый?

— Александр Иванович Чурилов, — ответил воскресший, оживленно замигав глазами.

— Это ваши стихи про танк на пьедестале?

— Мои, сударь.