Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— Умышленное телесное повреждение?

— Да. А потом еще по двести шестой возбуждали. Бывшего мужа своей жены помесил. Ехали мы как-то в автобусе, я был с ребенком на руках, ну, и она мне рассказывала, как ее первый муж, пьяный, при людях по-всякому обзывал, это когда я еще служил. И тут он сам в автобус заходит. Ну я, как ребенка в одной руке держал, так другой его пару раз и замочил — челюсть сломал…

— А у тебя психиатрическая экспертиза была?

— Да, конечно. Там очень четко написали: изворотлив, лжив… Хитро так было написано.

— Ну а сюда зачем приехал?

— Кхе… Даете. Значит, если по моей делюге, как у нас говорят, у меня чистая сто сорок пятая — грабеж — должна быть. Но так как теперь в Совдепии очень сильно борются с преступностью, у меня — сто сорок шестая, вторая и сто восьмая, вторая. Это потому, что у нас следствие беспредельное, ну а суд… Да что такое суд? Это так, говорили, одно успели написать, другое. Но, оказывается, уже все заранее было написано, а потом только говорили. И срок уже был написан. Правда, год мне все же за Афганистан скостили. Напарнику моему, зэку бывшему, одиннадцать дали…

— Так что же все-таки произошло?

Он тяжко вздохнул и собрался с мыслями.

— Преступление очень характерное. Встретился с одним товарищем, подчеркиваю, товарищем, выпили, выпили, выпили, выпили. Главное, товарища-то подвезли, как извне: таксист остановился и спрашивает: "Саня, ты не знаешь наших "афганцев”? Тут у меня в машине "афганец" сидит и интересуется”. Я говорю: "Как "афганец”? А ну давай его сюда!" Товарищ-то просто ездил на тачке и искал, с кем из "афганцев" можно выпить и по телкам… А со мной еще друг был, ранее судимый, три года тащил. И у нас компания получилась. И по-шло-поехало: для меня "афганец" — это все. Сразу водочку, чтоб разговор был, поплакаться. Ну, а когда побольше-то водочки выпили, смотрю: а "афганец"-то фуфлыжный. Он себя выдавал за бойца, дескать, на операции ходил. Да и говорил вначале очень умно, было похоже, потому что есть такие вещи для тех, кто служил в Афганистане, что по ним очень легко определить: ходил на операцию или нет. И когда я его купил, что называется выкупил, я снял с себя запрет, который обычно на себя накладывал: "афганец" для меня, что называется, брат родной. А он был просто специалист по вертушкам, очень крупный, за что и просили одиннадцать. Ну, я отнял у страны хорошего специалиста. А там у нас к ним всегда ненависть была, потому что они как попрошайки: прилетаем с операции, а они — дай и дай! Ну, мы, значит, пили, пили, а потом он и говорит: "Я вижу, Саня, у нас все будет нормально, давай мне девчат". Я говорю: о чем базар, сейчас сделаем. Деньги-то у тебя есть. Он говорит: "Ну а как же?” Показал там пачки, я говорю: хватит, хватит… И потом не рассчитали, опять выпили. А здесь же зэк сидит, и у них началось: тот "афганец", а тот зэк… Товарищ-то зэка учить стал: "Ты молодой, ты жизни не видел, ты не знаешь, что такое Афган…" А у нас же не принято так кричать, что я, мол, "афганец” и т. п. И у них завязалось непонятное, я разнимал, потом подумал: надоел он уже, это не "афганец"… Я не хочу сказать за всех этих техников, но отчетливо помню, когда мы шли с операции, как прибегали другие техники: дай, дай! А мы же брали не для того, чтоб им дать, а чтобы хоть в чем-то создать себе комфорт, чтобы как-то отвлечься… И когда товарищ-то этот в конце разговора контроль потерял, он тут на мелочи и прокололся. Потом у них с зэком получилась драка, ну, я тоже участие принимал, разнимал. Ну, товарищ упал, подумаешь там, был немножко побит. А денежки — вот они, ну, я их и взял. Мы с Сережкой их поделили. Оставили ему на дорогу. Решили, что оклемается, выберется и уедет.

— Денег много взяли?

— Я уж точно и не помню. Где-то тысячу с чем-то… Я когда еще брал их, Сереге так и сказал: деньги это не его, это мои, это он мне привез долг. И наверное, уж тогда мысль у меня промелькнула, что сюда попаду…

— Значит, ты хочешь сказать, что ограбления не было. А суд тебр осудил, что ты с целью ограбления?

— Конечно, именно так. А скончался он вообще при странных обстоятельствах. У них с Серегой-то обычная драка была. Я даже и особой крови не видел. Все было нормально. А когда его нашли, он был в одних трусах. Может, кто его забил и раздел. Я больше ничего не хочу говорить, срок есть, и все. Приписали, что это раз-бой, что организовано…

Пожалуй, практически любой зэк считает, что осужден неправильно и необъективно. Все, с кем мы беседовали, либо уже писали, либо собираются писать, как они выражаются, "помилуху". А один из "афганцев" прямо так и заявил: "Мы же там все наркотики употребляли для психологической разгрузки и приехали психически больными людьми. Нас надо всех лечить, а нас по лагерям сажают". Что ж, без сомнения, здесь есть проблема — и правовая и медицинская. Указ об амнистии бывших воинов-"афганцев" не распространялся на лиц, совершивших преступления на родине, после службы в Афганистане. Прощались разбои и грабежи на чужой земле, под эгидой "интернациональной помощи". В управлении по исправительным делам УВД Ярославского облисполкома мне рассказывали о попавшем под этот Указ лейтенанте-"афганце": останавливал автобусы, выводил и грабил, а тех, кто сопротивлялся, — убивал. Да и поймали его случайно: в одном из автобусов находился брат афганского дипломата. Получил этот мародер, согласно приговору военного трибунала, пятнадцать лет, но отсидел года два-три и вышел на волю — под Указ попал. "Ему бы сидеть и сидеть", — утверждали офицеры Управления, знавшие его как порядочную мразь уже в лагере. Что касалось же другого амнистированного "афганца”, то здесь вопросов не возникало: бывший штабной писарь систематически вносил свою фамилию в середочку ведомости представленных к наградам, и все в спешке подписывали, не обращая внимания; попался "герой”-писаришка, когда уже совсем обнаглел — к Ордену Ленина себя представил. Вообще, мне кажется, что растленные души "афганцев” еще долго будут будоражить общество.

Но случай с Сашей Бирюковым особый. К двум судебным разбирательствам, предшествовавшим его главному преступлению, у него претензий нет. Там» и по 109-й и по 206-й, утверждает он, все было правильно. Но в случае с товарищем… Словом, он считает, что разбоя (нападения с целью завладения) не было, был только грабеж, да и тот подает так, что товарищ "привез ему долг по Афгану". Конечно, не нам квалифицировать состав его преступления. Он его совершил и за него осужден. Вопрос в другом: по 145-й сроки поменьше, и поэтому вполне естественно его желание выйти на волю как можно быстрее. Но есть и другая сторона в этом деле: причинно-следственная закономерность той самой линии жизни Бирюкова, которая вполне логично привела его к тому, чтобы "сесть капитально”. Он уже чувствовал, что сядет, был даже готов к тому и… услышал свой внутренний голос: