Евгений Бузни - Настенька

— Ну и борись. Кто тебе мешает? — Возмущался голос. — Но будь же реалисткой. Почему бы тебе не бороться за того же Вадима, чтобы сделать его чище, выше, добрее? Музыкантами ведь тоже не рождаются. Их делают хорошие преподаватели. А задатки любого таланта есть почти в каждом человеке. Важно увидеть их и пробудить к жизни.

С этим аргументом своего голоса Настенька спорить не стала. Собственно она потому и согласилась на празднование Рождества, что решила начать перевоспитывать Вадима. Это казалось вполне реальным. Раз уж он влюблён, то должен будет понять её и идти навстречу.

— Ах нет, только не должен, — подумала Настенька. — Как это такое слово пришло в голову? Сколько раз она возмущённо возражала против этого слова папе? Никто никому ничего не должен. А то привыкли с самого детства вдалбливать ребёнку, что он должен то, должен это. А почему он должен? Только родился и уже должен. Хочет человек и пусть делает. А если ему это не нравится, что тогда? Зачем из всей жизни делать обязанность?

Нет-нет-нет, Вадим тоже не должен, но, разумеется, захочет понять Настеньку и научится относиться к людям не наплевательски и свысока, как сейчас, а нормально по-человечески. Если любит, то поймёт. Хоть и не должен, — добавила себе почти вслух Настенька. — Перевоспитать человека — наша задача, — сказала она теперь совсем вслух и приступила к процессу одевания.

Всё это время, размышляя, она перебирала вещи то в шкафу, то доставая из чемодана платья, юбки и кофточки, присланные недавно родителями.

Что именно сегодня надеть имело принципиальное значение. Если бы вопрос был только в том, как выглядеть перед гостями, в чём танцевать и как не замёрзнут по дороге, то тут без проблем. Здесь, как говорится, всё накатано. Было у Настеньки голубоватое с цветами платье, любимые туфли, которые не жали пальцы во время танцев, были и украшения.

Но сегодня проблема состояла в другом. Настенька нутром чувствовала, что вечер кончится необычно. Ей представлялось, что разгорячённая шампанским, она будет танцевать и смеяться, а Вадим совершенно ошалеет от неё и украдёт свою пассию до конца вечеринки, увезёт к себе домой, где неожиданно упадёт на колени и будет умолять выйти за него замуж.

И вот тут, если он станет целовать её, то устоять она уже не сможет. Представление этого момента рисовалось в воображении настолько ярко, что вызвало в теле нервную дрожь, как если бы происходило на самом деле.

Нужно было решить одеться так, чтобы явно быть недоступной, или же, напротив, заранее устранить все могущие возникнуть сложности. Но в конце концов, должна же она когда-то стать женщиной, стать действительно взрослым человеком? Но это, конечно, при многочисленных «если» и «вдруг». А так, может, и не следует торопиться, как пишут родители и говорит бабушка, уверяющие, что сейчас главное для Настанька закончить институт, а не замужество. Но разве могут понять старшие, которые уже всё познали, возбуждённую душу девушки, для которой главной проблемой жизни является любить и быть любимой. Не это ли закон природы?

Настеньке казалось, как всем юным особам, что взрослые не понимают и никогда не смогут понять души своих детей. Переживая совершенно новые для себя ощущения жизни, входящей в тело через все органы чувств, ощущения, подогреваемые молодой горячей кипящей кровью, девушка даже не могла подумать о том, что всё то же самое и так же горячо могли воспринимать более старшие взрослые, тем более её родители, когда сами были молодыми. Почему-то думалось, что мама и папа всегда были большими и никогда маленькими.

Настенька знала, что все были детьми и подростками, но осознать, что они переживали те же чувства и потому теперешние их советы могут быть правильными с позиций прожитого их опыта, не представлялось возможным. Она даже написала об этом в письме маме и папе в Африку, где они работали сейчас в Посольстве в столице Судана Хартуме. Она так и отпечатала своими крупными девчачьими буквами, что они, её милые родители, уже никогда не будут молодыми и потому никогда не поймут переживаний молодых.

Пришлось, правда, в связи с этим извиняться в ответ на длинное папино письмо, в котором он объяснял своей любимой дочурке всю бестактность подчёркивания возраста родителей и утверждения, что они чего-то не смогут осилить своим умом.

Обмен такими посланиями произошёл совсем недавно. Очередной ответ Настенька написала два дня назад, торопясь заодно поздравить «дорогих африканцев», так она обращалась к своим родителям в письмах, с Новым Годом, и потому всё ещё была под впечатлением письменного разговора с отцом.

— Как жаль, — думала она, — что в письме всего не расскажешь и не докажешь, если мыслям настолько тесно, что словам никакой бумаги и тем более времени не хватит.

Однако не только эти переживания повлиять на Настеньку в вечер, оказавшийся поистине роковым в её судьбе. Не только кипение молодой крови и может вообще не оно было главным в принятии решения идти на вечер и возможную близость с не до конца понятым человеком, вызывавшем к себе и сильное влечение и неясный глубинный страх. В прежних, обычных условиях романтичная, но послушная по характеру девушка, разумеется, сдержала бы свои порывы, несомненно, устояла бы перед соблазном встретиться лишний раз с иностранцем в, так сказать, неформальной обстановке. В то время подобные мероприятия считались ещё предосудительными, но…

Завершался ещё один годовой оборот колеса истории. Подошёл к концу тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. Мало, очень мало кому было известно, что движение супердержавы с гордым названием Советский Союз пошло с этого именно года по траектории ускорения к катастрофической гибели. Маховик, выводящий страну на эту траекторию, только начинал раскрутку. Многолетняя подготовка его запуска позволила наконец приступить к осуществлению замыслов, таившихся долгое время не за семью печатями, а гораздо глубже.

Рукой Генерального секретаря Центрального Комитета коммунистической партии, той самой партии, что в семнадцатом перевернула мир, обратив бедных в гордых, а богатых в испуганных врагов, рукой этого человека была нажата кнопка и открыт люк в бездну, куда было решено сбросить с пути истории страну советов.

Это потом будут говорить, оправдываясь, что всё началось значительно раньше и что всё шло закономерно само собой. Отдельные головы ошалело будут утверждать, что развал начался ещё в семнадцатом, забывая в пылу спора о простом факте, что Союза в семнадцатом ещё не было, но была Россия.

Пользуясь таким методом спора можно заявить, что развал вообще начался с сотворения мира. Смех, да и только.