Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Да, позвоните мне. Я не возражаю.

Он снял колпачок с ручки, болтавшейся на дверце холодильника, — этой ручкой Марла писала «КУИНСИ-МАРКЕТ», «ЛОДКИ-ЛЕБЕДИ» и « СТАРАЯ СЕ ВЕРНАЯ ЦЕРКОВЬ» — и нацарапал на ладони номер Франсин.

— Обязательно позвоню, — сказал он.

— Не сомневаюсь.

Бостон за окном был идеально черный: рекламный щит «Ситго» уже третий год не горел {55} 55 Щит с логотипом нефтяной компании «Ситго» стал одним из символов Бостона благодаря тому, что его было всегда видно на трансляциях бейсбольных матчей «Бостон Ред Сокс» со знаменитого стадиона «Фенуэй-парк» (стадион также будет упомянут в романе). , и звезды мерцали в небе подобно вспышкам нервных импульсов в нейронных сетях.

К началу июня они стали созваниваться регулярно. А в конце июня начали «встречаться», как называл это Месснер. Он водил ее на свидания. Уже одно это было Франсин в новинку. На свиданиях он всегда за нее платил. Даже в ресторанах . Он был самоотверженным и внимательным джентльменом, общительным и воспитанным — то есть полной противоположностью Артура. Он искренне интересовался учебой Франсин и рад был побаловать и себя, и ее. Месснер обладал скромностью мальчика, которого травили в школе, и уверенностью мужчины, который, несмотря на травлю, пробился в люди. Он быстро привязался к Франсин, потакал всем ее прихотям, запросто считывал и расшифровывал каждое микровыражение ее лица. Говорил, что больше ему ничего не нужно — только Франсин и работа, именно в такой последовательности. «Я еще никогда не был так счастлив, — признавался он. — Утром иду на работу, а вечером вижусь с тобой». То был серьезный человек с большим добрым сердцем. Серьезность: вот что объединяло их с Артуром. Но если серьезность Месснера позволила ему добиться успеха, который можно было выразить в надежной американской валюте, то Артурова заполошная рассудительность превращала его в нелепого персонажа, жителя подземелья, громко порицающего небеса.

Франсин не понимала, какую роль в происходящем играл Артур. Ее отношения с Месснером стремительно набирали силу, и она не знала, как к этому относиться. Да, сейчас она свободна — но это временно. Можно ли вообще называть временную свободу — свободой? Разве может у свободы быть срок годности? Время от времени она разговаривала с Артуром по телефону, и они писали друг другу письма. Но телефонные беседы выходили натужными — их портила необходимость извлечь максимум из нескольких минут общения, — а письма шли неделями.

— Вы с Дейви такие лапочки, — однажды сказала Марла, когда Франсин вернулась одна после ужина с Месснером. Живот приятно грели капеллини с морскими гребешками. — Он про твоего жениха-то знает?

— Ты меня поджидала, чтобы это спросить?

— Знает или нет?

Франсин вздохнула:

— Нет. И я буду тебе очень признательна, Марла, если ты ничего ему не скажешь.

— Ну что ты! Никогда. — Она улыбнулась. — Это будет наша тайна.

— Хорошо.

— Я только хотела спросить. Он уже?..

— Уже что?

— Понятно. Значит, пока нет.

— В смысле?!

— Раз ты не понимаешь, о чем я говорю, значит ничего не было. — Она заулыбалась, как чеширский кот. — Дейви — славный парень. Но с особенностями.

Вскоре Франсин узнала, что имела в виду ее соседка. Ясным летним днем, когда солнечный свет безапелляционно заявлял о себе яркими вспышками на поверхности реки Чарльз, Франсин — по просьбе Месснера — заткнула ему рот резиновым мячиком и принялась осторожно его душить, одновременно поливая горячим воском широкую гладкую грудь.

Когда Артур только уехал, Франсин почувствовала, что качество ее работы и жизни (для девушки со столь научным складом ума работа и жизнь были неразрывно связаны) резко пошло в гору. Каждое утро она просыпалась в каком-то странном взбудораженном состоянии — взвинченной, наэлектризованной. Целая прорва свободного времени! Можно учиться и работать допоздна, есть и спать когда захочется. Больше не надо нянчить Артурово уязвленное на работе эго. Не надо ездить в армейские/военно-морские магазины за поношенными носками (где платишь два доллара и берешь, сколько сможешь унести). Франсин завела друзей и устроилась ассистенткой к энергичному молодому профессору, который носил джинсы и вел курс, посвященный методичному опровержению истин, изложенных в книге Уилсона «О природе человека» {56} 56 Эдвард Осборн Уилсон (р. 1929) — основоположник социобиологии. В своей книге «О природе человека», удостоенной Пулицеровской премии, он показывает, каким образом различные формы социального поведения человека могут быть объяснены при помощи биологических законов — вопреки принятым в социальных и гуманитарных дисциплинах отсылкам к воспитанию, нормам, ценностям и другим составляющим человеческой культуры. .

Но после знакомства с Месснером Франсин стала хуже учиться. Он отнял у нее все вечера — то есть половину отведенного на учебу времени. И она стала тем же середнячком, каким была при Артуре.

Молодой профессор однажды пригласил ее на разговор.

— У вас все хорошо? — спросил он. — В последнее время вы… отвлекаетесь. — Он окинул Франсин взглядом и кивнул. — Да-да. Отвлекаетесь.

— Все хорошо. Просто было много дел…

— Проблемы с парнем?

— Э-м…

— Помните, — сказал профессор, положив ладонь ей на запястье, — у вас огромный потенциал.

— Ага.

Он заглянул ей в глаза:

— Вы достойны большего.

Хотя учитель открылся ей с новой — распутной — стороны (Франсин знала, что, если мужчина говорит: «Ты достойна большего», он имеет в виду себя), в каком-то смысле он был прав. Она действительно отвлеклась. Месснер захватил все ее мысли. Неужели такова цена любых романтических отношений? Неужели обязательно нужно забыть об амбициях, поставить на паузу раскрытие своего потенциала? Но и Марла была права: Месснер — славный. Даже слишком, подумала Франсин. Он буквально затравил ее своей добротой, подарками, приятными сюрпризами… Он давал ей непрошеные финансовые советы, причем всегда во время прелюдии, что придавало происходящему налет деловой сделки.

Он был из тех, кто не терпит тишины. Например, когда они гуляли по Франклин-парку и Франсин тихо любовалась пейзажами — ей всегда нравились спокойные зеленые местечки, где принято молчать, — он поворачивался к ней и спрашивал: «Все нормально? Все хорошо?» Ему постоянно требовались заверения. И он обижался, когда Франсин выражала недовольство. «Ну извини, что мне не все равно, — говорил он. — Извини, что пытаюсь быть тебе хорошим парнем». Да, еще он постоянно называл себя «ее парнем».

В августе умер отец Франсин. Среди бездны последовавших за этим осложнений — две поездки домой, на Фолсом-драйв, мучительные перепады маминого настроения, прерывистые телефонные соболезнования от Артура, вынужденный уход из лаборатории, куда она устроилась на работу тем летом, — ей пришлось сообщить Месснеру, что она нуждается в передышке.