Игорь Головко - Следствие в Заболочи [Авторский сборник]

– Толкните его, – прошипел ещё громче майор, негодование которого стремительно возрастало.

Сосед по ряду привстал и потряс товарища за плечо. Тот не шевельнулся. Пришлось толкнуть ещё раз посильнее – нет реакции. Только, когда он стал трясти спящего непрерывно, голова поднялась, и удивлённые голубые глаза непонимающе осмотрели зал.

– А, это Макаренко! – плотоядно воскликнул майор, узнав слушателя. – Встаньте!

Слушатель Макаренко дрожащими пальцами, начал застегивать стоячий воротничок гимнастёрки. В зале, сначала замершем от неожиданности, раздался смешок.

– Воротничок расстегнул, – констатировал громким хрипом майор.

Слушатель, продолжая выполнять команду «встать», поднялся, задёрнул назад гимнастёрку, вытащил откуда-то из-под парты широкий ремень с блестящей пряжкой, приложил его на узкую талию, и застегнул.

– Так, – крякнул майор, – он ещё и ремень снял! Спускайтесь-ка, товарищ Макаренко сюда, – и он указал пальцем место рядом с собой.

Неожиданно Макаренко опять сел и стал проделывать какие-то манипуляции под столом. По несколько отклоненному корпусу и вращательным движениям руки не трудно было догадаться об его действиях. Затем он наклонился в другую сторону, и руки завертелись в обратном направлении.

– Ну, вот, – голос майора из грозного становился ехидно-ласковым, – он ещё и сапоги снял, портянки наматывает.

Мне на секунду показалось, что он сейчас расхохочется.

Спустившийся вниз под громкий хохот зала Макаренко уже стоял перед майором, а тот снова сурово смотрел на него и привычно кряхтел, о чем-то размышляя: кхы, кхы… кхы, кхы.

– Я полагаю, кхы, что всем всё понятно, кхы, наконец, пришёл в себя от возмущения майор: – Месяц неувольнения. Садитесь, товарищ Макаренко.

Неожиданно в перерыве между занятиями в класс, где слушала лекцию наша учебная группа, стремительно, пропустив лишь выходящего преподавателя, вошёл майор. Раздались привычные команды: встать! смирно! Затем отдан обычный рапорт: группа находится на занятиях по…

Майор всё внимательно выслушал, дал команду сесть. Все спешно заняли места, понимая, что произошло нечто из рук вон. Он некоторое время думал о чём-то, привычно покряхтывая, как бы прочищая горло перед запевом, затем, будто бросившись в омут, прошипел: – Товарищ Макаренко… кхы… Вы, говорят, рассказывали о политическом событии, получив эту информацию из уст иностранного радио. Вы что, слушаете иностранное радио? – в голосе майора звучал ужас, который эхом отозвался в сердце каждого слушателя высшего военного учебного заведения, и оно, похолодев, застучало быстрее.

– Да, что вы, товарищ майор, – оправдывался дрогнувшим голосом Макаренко, понимая, что это уже не простое нарушение дисциплины, а что-то сродни государственной измене, – я и не думал что-то там такое слушать. Просто включил вечером радиоприёмник и начал искать какую-нибудь нашу станцию, вертя ручку, и случайно услышал…

– Так вот, товарищ Макаренко, – прервал, недослушав, майор. Если вы ещё будете когда-нибудь вертеть ручку вашего приёмника и услышите, что говорит не НАШ голос… – вертите ручку дальше!

Первый мой караул – пост у склада вещевого довольствия, с тяжеленным амбарным замком на двери. У меня на плече учебный автомат без патронов, с отверстием в казенной части. Боевых автоматов нам не выдавали, считая, что так безопаснее и для слушателей, и для окружающей среды. В государстве порядок, преступность близка к нулю, не от кого вооружаться. В карауле по уставу не разрешалось ни сидеть, ни тем более лежать, ни заходить в помещение, если такая возможность имелась. Я, как человек исполнительный, то есть, по-житейски глупый, выполнял все эти требования.

Время нахождения в карауле – восемь часов, по четыре часа одна смена два раза. Первая – с 16.00 до 20.00, вторая с 20.00 до 24.00 и так далее, до восьми утра. Для меня почему-то труднее всего было стоять в первой смене, но настраивал себя, что всё равно. Надо быть готовым к любым жизненным ситуациям. И потому никогда никого не просил поменяться сменами или постами. Приходя в караульное помещение – падал на деревянные нары как убитый, и тут же засыпал. Так научился спать в любом месте, в любой позиции, в любое время.

В первый свой караул я попал во вторую смену. Ходил на посту туда-сюда у двери, поглядывая, то на замок сарая, то на институтский забор, то на стоящий за ним многоэтажный жилой дом, окна которого светились уютным теплом. Ноябрь. Холод. Звезды светят. Лишь тепло этих окон грело меня. Я с завистью относился к тем людям, которые жили за этими окнами, спокойно смотрели телевизор, сидели сейчас за столом, пили чай. И всё это в тепле, с родными. А ты тут стоишь дурак-дураком, охраняешь общественное добро и никуда не можешь уйти с этого места.

Часов в одиннадцать я услышал возню за забором. Сердце тревожно застучало. Громкий шёпот, и кто-то полез через него. Направив автомат в очертания появившейся человеческой головы, с трудом различимой над забором, я громко, с надрывом, прокричал: – Стой! Кто идёт! Стрелять буду!

Строго по инструкции. Как учили.

– Неужто, выстрелишь? – ядовито проскрипел голос сверху.

– Выстрелю! – решительно блефовал я.

– А, ты, выстрели! – продолжил нарушитель, перенося ногу через забор.

– И выстрелю, только сунься! – я затряс бесполезным автоматом, демонстрируя всю свою непреклонную решимость, и сделал шаг вперед, навстречу опасности.

– Ну, ладно, ладно! Хорошо служишь. Это мы шутим, – засмеялись с забора и из-за забора. – Мы так всех салаг испытываем. По голосу я узнал, с облегчением, сержанта из взвода охраны МО, которые проходили срочную службу в нашем же институте и, в основном, дежурили на КПП. – Ты только никому не говори. Это мы пошутили, хорошо?

– Хорошо, – согласился я с удовольствием.

Попрощавшись, «нарушитель» спрыгнул с забора обратно и раздался топот удаляющихся ног. Я же, ещё не успокоившись до конца, но в душе очень довольный собой, начал интенсивно ходить из конца в конец сарая. Скоро меня сменили. Я не стал никому рассказывать об этом случае, раз обещал, и долго не мог заснуть, вновь и вновь переживая прошедший эпизод. Однако усталость взяла своё, и я провалился в сон, как вдруг почувствовал, что кто-то трясёт меня за плечо: «Вставай, пора на пост».

Вышел на холодный осенний воздух. Ещё четыре часа – и всё! Часа через три стало светать. Около восьми пришел начальник склада, открыл, столь качественно охраняемый мной, амбарный замок, затем дверь. Я заглянул ему через плечо – что там такое накараулил? И обомлел. На одном из крючков висела одинокая портянка и всё! Склад был пуст.