Александр Дюдин - Сестры

– Ладно-ладно, верим, – тянул ее за руку, смеясь, отец, – не тревожь ребенка. Совсем ты у меня еще глупая девчонка. Валя повернулась к отцу и, улыбаясь, виновато спросила:

– У тебя нет денег с собой? У меня ни копейки.

– Что ж ты не предупредила! Указала бы в телеграмме: «Возьми денег с собой», – я бы взял.

– А хлеба кусочка нет?

– Да разве ж я знал, что хлеба с собой надо взять, – глаза его смотрели жалеючи.

– Ну, ничего. Скоро приедем, – махнула рукой Валя. – Сергею костюм купили. Гимнастерка и брюки, в которых он пришел из армии, за год совсем порвались. Вот и остались без денег. Ну, как вы?

– А ничего, живем помаленьку. Ты-то как? Надолго в Кемерово?

– На четыре месяца, на практику.

– Граждане, поезд опаздывает, стоянка сокращена. Прощайтесь быстрее, был второй звонок, – громко говорила проводница, гремя ключами, открывая служебное купе. И, словно в подтверждение ее слов, поезд дернулся и медленно поплыл мимо освещенного вокзала. Отец торопливо ткнулся холодным носом в Валину щеку. Мария молча подставила свою щеку для поцелуя сестры, и оба поспешили к выходу. Валя заглядывала за раму окна, вот они выскочили в полосу света, и на какое-то мгновение она увидела их с поднятыми в прощании руками.

В Кемерово Валя приехала рано утром. Солнце залило розовым светом дома, вокзал, улыбающиеся лица встречающих. Взбитой пеной в голубом небе плыли облака. В вагоне душно, пахло каменным углем.

На перроне людно. Валя никогда не видела родителей Сергея. Поженились, в день регистрации выпили с Сергеем бутылку шампанского (подарок зятю от Валиного отца). Вот и вся свадьба. Но она сразу догадалась, что это они, увидев их в окно. Перед ней стояла полная женщина с мясистым злым лицом, над ровной влажной щелью рта бугристой грушей нависал нос; колючие глазки, утонувшие в водянистых мешочках век, пытливо высматривали кого-то среди пассажиров, выходивших из вагона. «Как она похожа на Кабаниху Островского, – подумала Валя, – с такой жить – побежишь топиться». Тревога закралась в сердце. Стало страшновато. Одета женщина была бедно: в старую ситцевую кофточку и черную юбку, сшитую из старых брюк мужа, которая была ей узка и плотно обтягивала большой живот. Ноги обуты в растоптанные, потрескавшиеся от времени туфли. Рядом с ней стоял щупленький мужчина в железнодорожной форме. Лицо веселое, доброе. Это вселяло какую-то надежду.

Как только в тамбуре появилась Валя с ребенком на руках, они подошли к ступенькам вагона. Свекор снял чемодан, свободной рукой помог Вале спуститься.

– Здравствуйте, – неуверенно поздоровалась Валя, робко посмотрела на свекровь. Та недружелюбно промолчала.

– Здравствуй, здравствуй, дочка, – обнял ее свекор и поцеловал в щеку.

«Однако напрасно я приехала. Нелегко мне будет с ней, а что делать? Куда девать ребенка? Практику надо пройти», – думала Валя.

Клавдия Никифоровна прилипла взглядом к Вале. «Где его глаза были? – думала она о сыне, с неприязнью глядя на невестку, – худая, одни кости, косоглазая, конопатая. Мог бы и получше подобрать. За инженера любая красавица пойдет за милую душу», – не одобрила выбор сына свекровь.

– Денег с собой привезла? – сурово спросила она.

– Нет, – совсем растерялась Валя. – Сергей через три дня получит зарплату и пришлет.

– Что ты, мать, вместо «здравствуйте» – сразу о деньгах, – досадовал свекор. Она как будто и не слышала его замечания.

– А я тебе что говорила? – Клавдия Никифоровна злорадно повернулась к нему. – Всегда по-моему выходит. Говорила, что приедет на нашу шею! А? Так оно и вышло. Только поженятся, сразу норовят сесть на родителей и приплод на них же повесить!

Валя почувствовала себя неловко. «Если бы у меня сейчас были деньги, я повернула бы обратно, – думала она, – купила бы билет и уехала домой. Но у меня их нет, я третьи сутки не ела, от этого кружится голова и ослабли ноги. Грудь совсем пустая, ребенок голодный». Заплакал Мишутка.

– Вот еще этот будет кричать день и ночь, никакого покоя не будет! – пробурчала свекровь.

– Хватит, мать, это же наш родной внук. Ну кто им поможет, если не мы?

– Ехала бы к своему отцу!

– Там некому с ребенком возиться: отец работает, мачеха работает, чего тебе объяснять – всё сама знаешь. Четыре месяца пролетят, не успеем оглянуться.

– Чужими руками легко, время быстро летит. На меня ведь всё ляжет. Тебе чего: надел штаны и на работу!

Валя шла молча. Как ей не хотелось идти с ними. «Писал же Сергей, что она собирается приехать с ребенком на практику. Отказали бы, но свекор ответил: «Рады будем». Вот тебе и рады!» Такой встречи она не ожидала.

– Ничего, дочка, не расстраивайся, уладится, – говорил ласково свекор.

Жили они в двухэтажном деревянном доме на горе. Когда свекор открыл дверь, Валя замешкалась, пропуская свекровь перед собой.

– Чего стоишь? Проходи, коли приехала! – грубо прикрикнула свекровь. – С этим оболтусом, – Клавдия Никифоровна недобро взглянула на спутника жизни, – всё приходится терпеть, куда денешься? И тебя потерплю.

– Хватит, мать, право слово, хватит, – повторял, досадуя, свекор, суетясь около Вали. – Ты, это самое, дочка, не обращай внимания. Вот, проходи сюда, я у соседа и кроватку детскую попросил – у них девочка уже выросла из нее, всё равно без дела в сарае стояла. А внуку тут хорошо будет. Клади его сюда. Как зовут-то?

– Мишей, в честь папы.

– Мишуткой, это хорошо. Ты посмотри, мать, какой внук-то синеглазый, в Сергея, а ты ругаешься. Ах ты, стервец, – говорил он, восторгаясь, – улыбается!

Свекровь подошла, посмотрела, мясистые складки ее лица разгладились, взгляд подобрел, стал мягким.

– Похож на Сергея, шибко похож, как две капли воды, такой же маленький был. Наша кровь, а то я сомневалась, думала, что ты грехи замаливать приехала к нему.

Несмотря на брошенные обидные слова, у Вали отлегло от сердца. «Хоть своим признали, и то большое дело. Ну и человек, видит меня первый раз, а уже оскорбить торопится. «Грехи замаливать» – повторила она мысленно. – Противная какая! А надо вытерпеть. Надо. Другого выхода нет. Мишутке будет неплохо: признали своим. Хорошо, что он на Сергея похож, а не на меня».

На другой день, покормив Мишутку, положив его, уснувшего на груди, в кроватку, Валя пошла устраиваться в больницу.

Май в этом году выдался теплым. Солнце, сверкая, рассыпалось в воздухе. Ветерок запутался в легком зеленом облаке нежных, мягких, только что народившихся тополиных листочков, и они трепетали, беспомощно дрожали от его прохладного дыхания. Смолистый свежий аромат свободно и глубоко вливался в грудь. Вале было радостно от солнца, от хорошего утра, от того, что пришла весна, от молодости, от сознания, что, наконец, идет работать в больницу, что давнишняя ее мечта – быть врачом – сбывается. Отодвинулись куда-то недобрая встреча, недобрая свекровь. «Ничего, всё будет хорошо, – утешала себя она, – сегодня напишу Сергею, чтоб скорее выслал деньги. Дать бы ему телеграмму, но нет ни копейки, а просить у свекра не хочется. Да у него и нет денег, он всё, видно, отдает жене». Сегодня утром она наблюдала сцену: Федор Николаевич просил денег на папиросы. Клавдия Никифоровна, выговаривая, с досадой положила ему на ладонь тридцать пять копеек. «Ладно, напишу письмо. Сергей сам должен догадаться послать. Вот она приедет, а перевод уже пришел, – и свекровь подобреет».