Юрий Салов - Гонки по лабиринту

Доктор Гражинский кивнул.

- Ты тоже неплохо справляешься, - сказал он. - Да, мой друг, я люблю ее. Видите ли, самое трудное в этом то, что я знаю тщетность переживания эмоций, более характерных для человека вдвое моложе меня. У меня даже нет невинности, чтобы быть обманутым своими собственными эмоциями.

- Она знает, что ты чувствуешь?

"Если это и так, то она жестоко скрывала это.

- Жестоко?

- Что, я сказал "жестоко"? - Гражинский впервые выдал неловкость перед самим собой. - Должно быть, да. Ну, фрейдистские промахи часто трудно признать. - Он задумался на мгновение, прежде чем продолжить. - У нас был половой акт, у нее и у меня, но я думаю, что это именно так и было - половой акт. Сексуальность Лены крепка; она наслаждается ею полностью своими чувствами, как человек наслаждается вкусной едой или косяком марихуаны. Я мог бы даже сказать, что она наслаждается этим умом, интеллектуально, даже, возможно, как экстатическим переживанием. - Он слабо улыбнулся и покачал головой. - Но она не вкладывает в это свое сердце. Не со мной и - я говорю это с грустью и надеюсь без всякой нечестности компенсировать боль собственного разочарования - я сомневаюсь, что с другими.

Андрей ничего не ответил. Его так и подмывало поговорить с доктором подробнее о Лене Муравьевой, о том, что он сам знал и подозревал о ее жизни, но что-то заставляло его сдерживаться. Возможно, это была его собственная неуверенность в том, что он действительно знал о ней. В конце концов, всего за последние сутки он узнал то, чего не знал раньше, и подозревал, что если проведет год в разговорах с людьми или даже с самой Леной, то никогда не докопается до сути. Но, возможно, это было слишком тонким доводом, оправданием для трусости. Существовала вполне реальная возможность, что доктор Гражинский уже знал Лену Муравьеву лучше, чем Андрей, даже не зная некоторых более существенных фактов. Если Андрей и научился чему-то за эти годы, так это тому, что факты зачастую имеют очень мало общего с тем, что на самом деле представляют собой люди.

- Я понимаю, ты хочешь вывезти Лену из страны, - сказал доктор Гражинский, меняя тему. - Я говорю тебе это, потому что знаю, что ты приехал сюда, чтобы забрать ее домой.

- Нет, - поправил его Андрей. - Я пришел только для того, чтобы убедиться, что она жива. Хочет ли она вернуться домой, я не знаю.

- Я знаю только, что сейчас она пытается спасти свою жизнь. Если ты хочешь, мои друзья могут предложить тебе, где, на каком пересечении границы они могут перевести вас двоих в Россию. Видишь ли, из-за компьютеров теперь никто не может покинуть ДНР без тщательно продуманных планов побега. Автовокзалы, шоссе, полиция и пограничники во всех этих местах связаны компьютером, у всех есть списки, и это занимает всего несколько нажатий на клавиатуре, и силовики знают о вас сразу по всей стране.

Гражинский посмотрел на Андрея.

- Это такие технологии в стране, которая не может даже прокормить свое население. Будет достаточно трудно организовать коридор. Это потребует времени. Любая договоренность с ними должна быть между вами и ними.

У Андрея не было поручения от Жанны Муравьевой вернуть дочь. Это был вопрос личной ответственности. Что касается Артура, то он печально замолк. Андрей сидел и скромно ждал продолжения его монолога.

- Мне пора, - сказал Артур. - еще свяжемся. Береги Лену. Дорогу назад помнишь?

Шальнев направился обратно к машине, представляя себе прохожих, среди которых обязательно должен быть наблюдатель. Потом он остановился. Если идя на встречу, он был "чист", то сейчас возможно было все.

Андрей остановился на месте. Черт побери, он не думал. Было бы глупо с его стороны возвращаться к машине. Чтобы выбраться из потока тротуарного движения, он попятился назад.

Следовало что-то придумать. Он готов был поставить на кон свою жизнь - на самом деле, возможно, ставил свою жизнь - что они следят за его машиной, как грифы за тушей. Если он и вправду стряхнул с себя слежку, то хотел как можно дольше оставаться свободным от них.

После некоторых поисков он нашел не слишком чистую маленькую забегаловку с тремя маленькими круглыми и шаткими столиками-тумб и четырьмя или пятью металлическими складными стульями. Из-за высокого деревянного прилавка на него смотрели десятки мух и несколько местных: старуха с глазами хорька, худощавый молодой человек лет двадцати пяти и две женщины того же возраста. Андрей предположил, что это были сестры, одна из которых, возможно, была женой молодого человека. Старуха, решил он, была матерью девочек. Андрей шагнул к одному из столиков, голова старухи скользнула по столешнице, и она подошла к нему, не сводя с него глаз.

Он заказал кофе, сверкнув перед ней пачкой разномастных купюр, и она буквально подпрыгнула, чтобы угодить ему, как ее семья влетела в шквал размещения, смехотворно несвойственного поставленной задаче. Как по волшебству, кофе вдруг оказался на шатком круглом столе, глаза старухи были прикованы к нему, чтобы увидеть, может ли она различить его удовольствие или неудовольствие от того, что она поставила перед ним в маленькой белой чашечке без блюдца. Андрей поблагодарил ее и несколько минут потягивал крепкий кофе, наблюдая, как день наваливается на спешащих куда-то людей.

Обернувшись, он наткнулся на несколько изучающих глаз, кто-то тут же отвернулся, а взгляд старухи с глазами хорька снова пронесся по всей длине деревянного прилавка и мгновенно оказался на краю его стола.

Андрей попросил еще одну чашку кофе, а когда она вернулась с ней, спросил, принадлежит ли этот магазин ее семье. Да, ее сыну, невестке и сестре ее невестки. Андрей спросил, давно ли они в ДНР. Как оказалось, двадцать шесть лет. Беженцы из Абхазии. Какое-то время они жили в Антраците, сказала она, жуя что-то наугад, с меньшим количеством зубов, чем у нее когда-то было, но они там жили бедно, поэтому переехали в Донецк. После две тысячи четырнадцатого это стал чертовски плохой город, сказала она, доказывая, как хорошо она погрузилась в местную жизнь за эти годы. Одну из ее дочерей изнасиловали ополченцы. Ее сын заболел гепатитом. У ее невестки случился выкидыш. Но Донецк стал плох, и бандитов стало все больше. Однажды ополченцы захватили ее мужа, и ей пришлось выкупать его, чтобы его не перевезли в одну из тайных тюрем как украинского шпиона. Им пришлось собрать большую сумму в течение четырех дней. Они израсходовали все свои сбережения, а муж от перенесенного стресса вскоре умер.

Совсем как абхазы. Она не видела покоя со времен грузино-абхазской войны. Она не знала, что они будут делать. Она боялась за свою жизнь каждый день. Она чертовски устала беспокоиться об этом.

Андрей догадался, что у старухи есть свое мнение о большинстве вещей, и что она довольно хорошо решает, чем занимается их группа. Андрей сказал, что он москвич.