Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

– Кому? Маме? К ней нельзя, она свидетель и пока находится в изоляции. – Подумав, Джордан добавил: – Послушай, как только я смогу устроить тебе встречу с ней…

– Да нет. Я всем должен сказать.

Джордан посмотрел на своего подзащитного: глаза сухие, руки, сжатые в кулаки, опущены. Когда Питер поднял взгляд, это уже не был взгляд испуганного ребенка, который сидел рядом с Джорданом в первый день слушаний. Это был взгляд человека, за несколько часов ставшего взрослым.

– Мы обязательно представим события с твоей точки зрения. Но пока потерпи. Понимаю: тебе в это с трудом верится, но мы все исправим. Мы все делаем как надо.

– Не мы, – ответил Питер, – а вы. – Он встал и подошел к Джордану. – Вы сказали, что скоро наша очередь. Но ведь вы имели в виду только себя, правда? Вы не собирались предоставить слово мне, чтобы я вышел и всем рассказал, как все было на самом деле?

– Ты видел, как они отреагировали на твою маму? – спросил Джордан. – Представь себе, что начнется, если на ее место выйдешь ты.

В эту секунду в Питере произошел какой-то надлом. Это была не вспышка гнева и не всплеск подавляемого страха. Это порвалась последняя тончайшая нить надежды. Джордан вспомнил рассказ Майкла Бича, который сидел над раненым другом и смотрел, как его лицо постепенно становится безжизненным. Чтобы увидеть смерть человека, не обязательно быть ее свидетелем.

– Джордан, раз уж мне придется всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме, то пусть перед этим они хотя бы услышат мою историю.

«Ни в коем случае, черт подери! Ты будешь сидеть молча и не разрушишь тот карточный домик, который я строю в надежде, что тебя оправдают», – примерно так Джордан собирался ответить своему подзащитному, но в последний момент передумал. Если кого-то и стоило попытаться обмануть, то уж точно не Питера.

– Хорошо. – Адвокат глубоко вдохнул. – Сначала скажи мне то, что собираешься сказать всем.

У Дианы Ливен не оказалось вопросов к матери обвиняемого, что, как понимал Джордан, отчасти объяснялось Божьим милосердием. Вероятно, еще чуть-чуть, и Лейси, не выдержав стресса, лишилась бы рассудка прямо в зале суда. А кроме того, на все, что прокурор могла спросить, уже исчерпывающе ответил отец Мэдди Шоу. Когда пристав проводил Лейси к выходу из зала, судья поднял взгляд от своих бумаг:

– Мистер Макафи, кто ваш следующий свидетель?

Джордан сделал глубокий вдох и объявил:

– Защита приглашает для дачи показаний Питера Хоутона.

По залу пронесся ропот. Оживившиеся журналисты зашуршали блокнотами и защелкали ручками. Находясь под прицелом взглядов людей, чьих близких он убил или ранил, Питер встал. Джордан заметил, как расширились глаза Селены, не ожидавшей такого поворота.

Сев на свидетельское место, Питер, в соответствии с полученными инструкциями, сразу же сфокусировал взгляд на своем адвокате. «Пока что молодец», – подумал Джордан.

– Вы Питер Хоутон?

– Да, – сказал Питер, но его почти никто не услышал, потому что он недостаточно приблизился к микрофону. – Да, – повторил он, наклонившись вперед, и на этот раз система громкой связи издала противный скрежещущий звук.

– В каком вы классе?

– Когда меня арестовали, учился в одиннадцатом.

– Сколько вам сейчас лет?

– Восемнадцать.

– Питер, шестого марта две тысячи седьмого года вы пришли в старшую школу Стерлинга с оружием и убили десятерых человек?

– Да.

– А девятнадцать ранили?

– Да.

– Кроме того, вы нанесли тяжелейший моральный ущерб огромному числу других людей и материальный ущерб муниципальной собственности?

– Я знаю, – сказал Питер.

– Теперь вы этого не отрицаете?

– Нет.

– Вы можете объяснить присяжным, почему вы это сделали? – спросил Джордан.

Питер посмотрел ему в глаза:

– Это начал не я.

– А кто?

– Те, кто всю жизнь не давал мне прохода, называл меня фриком.

– Вы помните имена этих людей?

– Их было слишком много.

– Почему у вас возникло такое ощущение, будто вашу проблему можно решить только путем насилия?

Джордан велел Питеру, что бы он ни говорил, ни в коем случае не выплескивать злость. Держать себя в руках и говорить спокойно. Иначе сказанное могло навредить ему еще сильнее, чем Джордан предполагал.

– Я пытался делать, как советовала мама, – ответил Питер. – Пытался вести себя так же, как они, но это не помогло.

– Что вы имеете в виду?

– Я записался на футбол, но меня никогда не выпускали на поле. А однажды я помог одноклассникам подшутить над учителем – загнал его машину с парковки в спортзал. Меня оставили после уроков, а их нет, потому что они должны были играть в баскетбол.

– Но, Питер, – сказал Джордан, – зачем же так?

Питер облизал губы:

– Я не думал, что все закончится этим.

– Вы планировали убить всех этих людей?

Нужно было ответить так, как они репетировали в камере: «Нет, не планировал».

– Когда я делал это в игре, я побеждал, – опустив глаза, тихо произнес Питер.

Джордан похолодел. Его партнер отошел от своей роли, и теперь он сам не знал, какую реплику подать. А занавес должен был вот-вот опуститься. Лихорадочно прокручивая в уме последние слова Питера, Джордан понял, что они не так уж плохи. Они прозвучали как свидетельство полного одиночества и отчаяния. «Ты еще можешь спасти положение!» – мысленно сказал Джордан сам себе и подошел к Питеру, стараясь взглядом внушить ему: «Соберись! Иди туда, куда я тебя веду!» Нужно было показать присяжным: этот мальчик вышел к ним для того, чтобы выразить раскаяние.

– Но вы ведь понимаете, Питер, что в тот день не победил никто?

Джордан заметил, как в глазах Питера что-то сверкнуло. Маленький огонек возродившегося оптимизма. Видимо он, адвокат, перестарался. Пять месяцев он твердил подзащитному: «Тебя могут оправдать, у меня есть стратегия, я знаю, что делаю…» И вот именно сейчас парень решил ему поверить – не нашел, черт побери, лучшего момента!

– Но ведь игра еще не закончена? – сказал Питер и с надеждой улыбнулся Джордану.

Тот едва не потерял самообладание. Когда двое из присяжных отвернулись, он отошел к своему столу, беззвучно ругаясь. Питер совершил ту же ошибку, которую совершал всегда. Он никогда не понимал, как то, что он говорит или делает, звучит или выглядит со стороны. Вот и сейчас он произвел на всех впечатление маньяка-убийцы, хотя на самом деле просто пошутил, обращаясь к одному из своих очень немногочисленных друзей.

– Мистер Макафи, – сказал судья. – У вас есть еще вопросы?

Джордан хотел задать Питеру тысячу вопросов: «Как ты мог так со мной поступить? Как ты мог так поступить с собой? Как мне теперь убедить присяжных, что ты сказал одно, а думал другое?» Он покачал головой, оценивая положение дел, но судья принял это за ответ и передал слово прокурору.