Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли [litres]

Каким образом я должна была убедить его подпустить меня к своему клюву с блестящей металлической пилкой в руках? Стричь ему когти я тоже боялась – он ненавидел, когда ему связывают или зажимают лапы. Когда мы обнимались, я гладила и щекотала ему пальцы, что ему как раз нравилось, но крепко держать лапы, подравнивая когти, – это совсем другое.

Сначала я попыталась просунуть ножницы под один из его когтей, пока он спал у меня на руках, но его реакция оказалась слишком быстрой. Видимо, он каким-то образом почуял неладное, так как взлетел с моих рук прямо на самый высокий шкаф в комнате. Потом пришлось долго его успокаивать – он весь вечер ждал от меня подвоха и не желал расслабляться.

Потом я попробовала подкрасться к нему, быстро схватить его за палец и отстричь кусочек когтя, крепко держа его за лапу. Он вытянулся в струнку и полетел на меня, пытаясь вырвать свою лапу из моих рук. В результате подстричь коготь оказалось невозможно, не задев живую его часть и не сделав Уэсли больно, к тому же могло начаться кровотечение.

В конце концов, больше от отчаяния, чем сознательно, я попыталась объяснить Уэсли всю ситуацию. Некоторые ученые полагают, что животные обладают чем-то вроде телепатии, которая позволяет им общаться, обмениваясь образами, причем опыты показали, что с людьми у многих животных подобная связь также устанавливается. Шансы были невелики, но попробовать, как говорится, все равно стоило. Я села прямо перед Уэсли и начала посылать ему образы того, как стригу когти и подпиливаю клюв. Вдобавок я проговаривала все мысли вслух, так как он привык, что я детально объясняю ему любое новое действие, которое как-то его касается.

Сперва я решила сосредоточиться на клюве, поскольку эта проблема была серьезней – не подпили я его, мне пришлось бы при кормлении отрезать мышам головы, чтобы он не подавился. Так что в следующий раз, когда клюв Уэсли опять застрял в мышином черепе, что его ощутимо огорчило, я сказала ему:

– Уэс, у тебя клюв стал слишком острый. Застрял клюв. Мама может помочь с клювом… – я продолжала это повторять, даже вынув мышь у него изо рта.

Уэсли знал слова «мама», «помочь» и «клюв», так что вполне можно было надеяться на то, что он свяжет их друг с другом, особенно в данной ситуации. Вдобавок, все это время я старательно представляла себе, как подпиливаю клюв.

Я показала ему пилочку. Потерла ею о его насест, демонстративно подпилила ногти себе, легонько взялась за его клюв и сказала:

– Вот этим мама может помочь с клювом.

Он отпрыгнул и начал летать кругами по комнате. Ловить его я не стала.

Вся эта канитель продолжалась несколько недель. Любое общение с животным требует терпения, а установление доверия – еще и времени, но только это в итоге и работает.

Однажды я сказала ему:

– Через два дня мама тебе поможет с клювом, хорошо? Через два дня, Уэсли. Так что подумай об этом и приготовься. Я не сделаю больно, но через два дня надо дать маме помочь с клювом.

После этого я стала посылать ему образы приятной, расслабленной процедуры. Пару раз за эти два дня я приближалась к нему с пилкой в руках, отчего он шарахался и впадал в панику, и я отступала. Но обязательно обновляла «таймер» операции:

– Завтра мама поможет тебе с клювом, ладно, Уэсли?

А сама в это время продолжала использовать пилочку на различных предметах в комнате.

И вот настал великий день.

– Так, Уэсли, мама поможет с клювом через два часа, – сказала я, не переставая посылать ему мирные и спокойные образы.

Когда время пришло, я осторожно приблизилась к его насесту.

– Сейчас мама поможет с клювом, хорошо?

Уэсли закрыл глаза, немного сгорбился, напряг лапы и застыл на месте. Невероятно! Я аккуратно взялась за клюв, продолжая говорить, и начала его подпиливать. Уэсли лишь чуть дернулся и крепко зажмурился. Я все подпиливала и подпиливала – этот длинный кривой «альпеншток» требовалось значительно укоротить. Уэсли за все это время не пошевелил ни одним мускулом и не издал ни звука. Он просто сидел, зажмурившись, и, кажется, был полностью сосредоточен на том, чтобы ничего не чувствовать. Наверняка вибрация от пилки крайне мерзко отдавалась у него в голове: все же клюв – это часть черепа.

Закончив, я вытерла значительно похорошевший клюв и похвалила «пациента»:

– Ну, вот и все, Уэсли! Молодец! Все, я закончила! Ты такой умница! Такой храбрец!

Он, кажется, испытывал значительное облегчение и был доволен собой. Стоило мне только его отвязать, как он тут же прыгнул мне на ручки, лег в свою любимую позу и приготовился ко сну. Очевидно, неприятная процедура его измотала. Но главное – он сам , наконец, позволил мне это сделать.

С когтями мы поступили точно так же – в назначенный день он сам дал их подпилить. Он снова отвернулся и пытался игнорировать мои действия. Он зажмурился, но лапы расслабил и позволил аккуратно подстричь и подпилить свои когти, не оставляя заусенцев и зазубрин.

Какое облегчение!

Я, естественно, побежала рассказывать об этом Вэнди по телефону. Оказалось, она уже давно использует этот метод со своими лошадьми, и результаты и впрямь впечатляют. Например, ее лошадь по имени Чика жутко боялась прицепа для перевозки. А Вэнди как раз предстоял переезд, и им с кобылой нужно было вытерпеть аж шесть часов пути. Так вот, за пару дней до этого Вэнди долго сидела с Чикой, тихо говорила с ней и посылала ей образы нового жилья. А в день переезда Чика сама зашла в прицеп – Вэнди даже не пришлось вести ее под уздцы! Вэнди была в полном шоке.

– Так что это по-настоящему действует! – сказала она мне.

Люди, работающие с животными по всему миру, все больше и больше уходят от насильственных практик – пришпоривания, физических наказаний, электрошока и криков – и склоняются к мирному диалогу. «Заклинатели лошадей» укрощают своих подопечных с помощью тихого шепота. Зоопарки, такие как зоопарк Австралии Стива и Терри Ирвинов, поощряют установление личных теплых отношений между своими смотрителями и животными. Ученые пытаются обучить попугаев человечьей речи, а шимпанзе – языку жестов. Многие из них заинтересованы уже не в «модификации поведения», а в естественном общении и настоящей дружбе с другим разумным существом, а это гораздо сложнее и интереснее. Люди ведь не используют техники модификации поведения, когда учат своих детей говорить? Нет, конечно. Обучение происходит в результате взаимных, любящих отношений. Вот и в случае с животными, как мне кажется, это гораздо важнее и эффективнее, чем модификация поведения. Вэнди говорит, что именно ее дружба с лошадью стала причиной их взаимного сотрудничества. Друзья не «модифицируют» поведение друг друга – они друг у друга учатся. Это гораздо сложнее любых «техник дрессировки».