Сэмми Гронеманн - Хаос

Не представитель ли он той самой древней аристократии? Не один ли из тех, кто выдержал испытание огнем, которым такие, как Ханк, и в подметки не годятся?

Хайнц был настолько погружен в свои размышления, что прослушал вопрос Йосла.

— Простите, что вы говорите? — он помотал головой, стряхивая мысли.

— И вот я пришел вернуть деньги, — закончил Йосл свою фразу.

— Какие деньги?

— Десять марок!

В одной руке Йосл держал банкноту, в другой — корешок почтового перевода.

— Десять марок?

— Да, отправленные Борнштейну для Лифшица.

Хайнц вспомнил о просительном письме и свой филантропический порыв. Он окинул Йосла удивленным взглядом:

— И вы возвращаете мне деньги?

— Я в них не нуждаюсь, — Йосл опустил смущенный взор.

— Так вы Лифшиц?

Йосл зарделся и ответил вопросом на вопрос:

— А вы Левизон?

Хайнца тоже бросило в краску, и он поднял глаза к небесам.

В этот момент со стороны набережной из-за угла квартала вывернул автомобиль и, приближаясь к дому, стал снижать скорость.

— Идемте! — коротко бросил Хайнц, почуяв опасность, и быстро зашагал к подъезду.

Йосл поспешил за ним.

Из авто вышли председатель ландгерихта Ленсен и два молодых господина. Ленсен сам расплатился с водителем, несмотря на протест спутников, которые желали внести свою долю.

— Ни в коем случае, господин лейтенант! Я просто прихватил вас с собой. Прошу вас! Проходите, господин асессор Борхес! В чем дело, Бёме?

Консьерж снова покинул свой пост, выступив навстречу господам, на его пунцовом лице читалось раскаяние, глаза испуганно бегали.

— Господин председатель! — взволнованно запыхтел он. — Я, честное слово, не виноват! Молодой господин… господин референдарий не дал мне! Я хотел его вышвырнуть!

— В чем дело? — повторил ничего не понимающий Ленсен. — Да говорите же!

Молодые люди с веселым любопытством разглядывали ревностного цербера.

— Ну, этот проклятый израильтянин! Попрошайка! Вот. Он поднялся вместе с господином референдарием! То ли Лифшиц, то ли Борнштейн, он толковал. Я ему сразу от ворот поворот, нет, дескать, здесь никаких Левизонов, и христопродавцам здесь ловить нечего!

Молодые люди, изображая деликатность, принялись нарочито громко беседовать и двинулись в сторону лестницы.

Ленсен побагровел от ярости и заорал так, что слышно было до верхних этажей:

— Вызовите полицию! Пусть его немедленно схватят!

Он загрохотал по лестнице, на ходу тщетно пытаясь придать перекошенному лицу приветливое, непринужденное выражение.

Йосл, зажав в кулаке свои сокровища, с тяжелым сердцем шагал за спиной Хайнца. Хайнц своим ключом отпер дверь, навстречу выпорхнула горничная в белом чепце и нарядном передничке, с интересом разглядывая экзотического гостя.

— Отец дома? — небрежно бросил Хайнц.

— Господин председатель еще не возвращались, — присела в книксене девушка. — В гостиной уже собрались гости.

Из салона слышался гул голосов.

Хайнц открыл дверь слева по коридору и махнул Йослу. Они вошли в кабинет референдария. Йосл скромно остановился в дверях. Хайнц скинул верхнюю одежду и по привычке начал разбирать папку. Вынув один протокол, он полистал его и спросил с застенчивой улыбкой:

— Вы знаете, что такое этроги?

Йосл замер с таким ошарашенным видом, что Хайнц невольно рассмеялся.

— Я спрашиваю, знаете ли вы, что такое этроги? Так называемые райские яблоки? Фрукт, который приносят с собой в синагогу на Праздник кущей?

— Вы говорите о… А, знаю! Только мы произносим иначе: эсрог. И лулав, конечно.

— Лулав?

— Ну да. Для нетилас лулав на праздник Суккос.

— Суккос?

— Растения, которыми потрясают на празднике.

— Совершенно верно. Непостижимые слова! Ну, да ладно. Так вы знаете, что я имею в виду?

— Конечно, знаю.

На этом вступительная беседа закончилась. Хайнц подошел к окну и уставился в одну точку. Его мысли вернулись к прежней проблеме. Он спрашивал себя, не стоит ли воспользоваться оказией, чтобы узнать побольше о еврейских делах. Только вот насколько этот юноша подходящий ментор? Лицо его Хайнцу нравилось, умное, открытое — не похож он на попрошайку и уж совсем не кажется писакой, сочиняющим такие убогие просительные письма. Правильно! Он же принес назад деньги. Вот что надо разъяснить в первую очередь!

Хайнц обернулся.

— Так что у вас там с деньгами? Почему вы решили их вернуть?

Йосл, застигнутый врасплох вопросами об этрогах, совершенно забыл о причине своего появления здесь. Теперь он оробел еще больше.

— Вот ваши деньги, — Йосл сделал несколько шагов и положил на стол банкноту и корешок перевода. — Чего вы еще хотите? Произошло недоразумение. С вашей стороны это было любезно, но я не нуждаюсь.

Йосл бочком двинулся к двери.

— Стоп! — скомандовал Хайнц, и гость замер. — Так дело не пойдет! Если вы не нуждаетесь, зачем же обращаетесь с просьбой?

Йослу стало жарко, он затоптался на месте и, опустив глаза, наконец выдавил из себя:

— Я этого не писал.

— Не писали? Значит, вы не Лифшиц?

— Нет!

— А кто вы?

— Кто я?

— Вы, вы! Как вас зовут?

— Шленкер. Йосл Шленкер.

— Шленкер? Откуда вы прибыли?

— Из Борычева.

— Борычев это в России?

— Да.

Начиная этот допрос, Хайнц присел на крышку стола и раскурил сигарету, теперь же он вскочил и взволнованно заходил по кабинету, пошире раздвинул шторы, впуская поток дневного света, и поманил Йосла:

— Пойдите сюда! Присядьте! — он пододвинул к окну стул.

Йослу ничего не оставалось, как сесть; настроение его испортилось, и он со страхом ожидал дальнейших расспросов.

Чем дольше Хайнц сохранял молчание, с каким-то странным любопытством разглядывая гостя, тем больше не по себе становилось Йослу. В конце концов он не выдержал и робко спросил:

— Можно мне уйти?

— Уйти? — Хайнц будто пробудился ото сна. — Нет, нет, напротив! Так на чем мы остановились? А, да. Итак, господин Йосл Шленкер, расскажите мне, кто такой Лифшиц.

Это был скверный вопрос, и Йосл предпочел промолчать.

— Хорошо. Кто такой Борнштейн?

На это ответить было уже легче.

— Хозяин постоялого двора с Драгунерштрассе.

— Кто написал письмо?

— Зачем вы меня мучаете? — с тоскою в голосе спросил Йосл. — Я ведь не сделал ничего плохого! Ваши деньги вернулись к вам. Я просто не хотел, чтобы вас обманывали, вот и принес. И больше ничего.

— Смотрите-ка! Так меня хотели обмануть? И кто же? Значит, письмо — это чистой воды мошенничество?

— Господин Левизон! — Йосл поднялся. — Извините, но большего я сказать не могу. Ничего дурного я и в мыслях не держал, иначе бы не пришел сюда! Делайте со мной, что хотите!

— Ничего я не хочу с вами делать! — Хайнц внезапно почувствовал жалость к несчастному юноше, которого он поверг в такое смятение. — Мне вы кажетесь порядочным человеком, иначе вы действительно не вернули бы деньги. Думаю, вы не хотели потворствовать жульничеству, и я вам за это благодарен. Но вы-то как попали в эту компанию? И почему деньги оказались у вас? Вы же не Лифшиц, а Йосл Шленкер!