Михаил Елизаров - Земля

– Дядь Паша, спасибо, конечно, но давай потом.

– Да я ж без мыслей, чисто по-соседски, по-человечески… – мужик ретировался за дверь и уже там истерично раскашлялся.

Зажигалка побрызгала искрами. Вспыхнул наконец огонёк. Рита жадно, тягуче затянулась, пустила дымок:

– А я и правда думала, что дед у нас вечный. Девяносто шесть лет… – проговорила, задумчиво стряхивая пепел между перил.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Да бросьте, – она посмотрела с неудовольствием. Из рукавов кофточки вылезли худые зеленоватые запястья с голубыми жилками. – Даже мне почти всё равно. А вам так и подавно…

Следующую минуту она молчала, потом зло потушила окурок, уронила его в проём.

– Вы ведь совсем молодой. Не тошно в похоронной команде?

– Кто-то же должен этим заниматься.

– Вам сколько, простите, лет?

– Двадцать один. Почти.

– Ничего не понимаю… – она подняла свалившуюся на лицо прядку. Вдруг, вспылив на непослушные волосы, нервными, зализывающими движениями убрала их за уши. На приоткрывшейся шее показалась бабочка – художественная помесь “павлиньего глаза”, крапивницы и махаона. Честно говоря, меньше всего я ожидал увидеть у хмурой Риты татуировку.

– А вы где работаете? – спросил я.

– Продавец-консультант в отделе парфюмерии. Но заканчивала пед… А чего вы здесь топчетесь? – она достала из кармана кофты связку ключей. – Может, зайдёте?

– Там и без меня всё сделают как надо… – я попытался было сложить руки на груди, но помешала дубинка в левом рукаве.

– А я уж подумала, что из-за запаха. Или это только мне одной кажется, что в доме пахнет покойником?

Вставила ключ и повторила:

– Да не стойте, проходите… Может, чаю?

– А можно туалетом воспользоваться?

– Легко…

В прихожей горела неяркая, сеющая морковный свет лампа. Под овальным зеркалом на дорожке, точно лодки в перегруженной гавани, грудились туфли, ботинки, тапочки. В щели между вешалкой и тумбочкой, выставив телескопическую ногу, стояла трость с коричневой ручкой и стоптанным наконечником.

Я вдохнул воздух квартиры. Пахло разогретой на масле едой, вещами, сигаретами.

– У вас татуировка, – сказал я Рите.

– Ага… Дед ужасно злился из-за неё, – Рита угрюмо улыбнулась, но верхняя губа при этом сморщилась и задрожала, будто она собиралась заплакать. – Туалет налево, первая дверь…

Из гостиной доносился негромкий, но очень внятный приказчицкий говорок Балыбина:

– Анна Ильинична, давайте продолжим с десятого пункта договора. Доставка покойного в пантеон…

– Это что такое?

– Проще говоря, морг. Но у нас он называется пантеон – место, где к мёртвым относятся с должным уважением. Прошу взглянуть на услуги, которые оказывают сотрудники нашего пантеона…

– Да не разувайтесь! – сказала мне Рита и скрылась в соседней комнате.

Я свернул в низенький из-за нависающих антресолей коридорчик. Впереди маячил пересвеченный квадрат окна. За кухонным столом на мягком уголке примостились две девочки лет тринадцати-четырнадцати. Разом вскинули на меня внимательные глаза. На личиках я не заметил примет скорби или испуга. Светленькая походила на Риту – наверное, дочь. А вторая, чернявая и хорошенькая, напомнила мультяшную фею – должно быть, подружка или одноклассница. Они сидели рядышком, как пуповиной соединённые наушниками-капельками.

Пристальные малолетки смутили меня. Из-за них вместо туалета я зашёл в соседнюю ванную комнату, соображая, насколько кощунственно мочиться в раковину в доме умершего. Лилась, шумела вода, я, глядя в зеркало, вяло переживал, что на кухне, пожалуй, догадались, что я по-настоящему делаю, ведь руки не моют так долго.

На стеклянной, в известковых пятнах, полке среди тюбиков с зубной пастой, дамских плошек и флакончиков изгоями держались стаканчик с бритвенным станком, помазок и дешёвый российский одеколон. Из никелированной подставки торчали четыре зубных щётки – три разноцветных “аквафреш” и одна с ручкой из тоскливой зелёной пластмассы, с выеденным полумесяцем на жёлтой щетине. Щётка явно принадлежала покойному старику. Возможно, ещё вчера он чистил ей вставные челюсти, а сейчас лежал в соседней комнате, посмертно оскалив дёсны.

Надсадно, иерихонски, как впившаяся в железо болгарка, заревела вдруг водопроводная труба. Я поспешно прикрутил кран, мерзкий звук стал тише, но каким-то отголоском проник в левое ухо и принялся ручьисто перекатывать там оглохшие камешки. Я несколько раз надавил пальцем на хрящеватый козелок, как на клапан флейты, затем сглотнул пустоту, и канализационный шум в ухе кое-как прекратился.

Я вышел в коридор, украдкой бросив взгляд на кухонный угол. Девочки и не думали смотреть на меня, увлечённые своим занятием. В крошечных наушниках трещали еле слышные металлические сверчки, нагловатый пацанский говорок, как заевшая пластинка, гонял задорный рефрен: “Она вся в татустайл, а у меня хуй встал”. Светленькая в порыве восторга взмахнула кулачком, приглушённо ахнула, изумлённо посмотрев на чёрненькую, а та заулыбалась.

– Услуга грузчиков по ветеранской программе идёт без тарификации, всяких параметров этажности, веса усопшего. За всю транспортировку семьсот рублей…

Неожиданно и нервно зазвонил телефон. Балыбин молниеносно отреагировал:

– Анна Ильинична, вы кому-то из родственников сообщали о смерти Ильи Сергеевича?.. Нет?.. Тогда не отвечайте.

– Ну а как же?!

– Поверьте на слово, не поднимайте трубку. Это вас донимать собираются не очень порядочные люди.

– Какие ещё люди, господи-и-и? – старуха капризно всхлипнула.

– Анна Ильинична, дорогая, просто отключите телефон хотя бы до вечера. Ради собственного спокойствия… У нас за всё получается тридцать одна тысяча семьсот пятьдесят. Чтобы мы приступили к своим обязанностям, нужна только ваша подпись…

Телефон ещё чуть потрезвонил и умолк. Повисла неказистая, полная какого-то еле слышного шумового мусора тишина – точно побежали по стенам тараканьи полчища.

– Ох, я бы подумала немного…

– Анна Ильинична, – сокрушённо простонал Балыбин, – дорогая, я бы всей душой, да время безжалостно поджимает! Вы же понимаете, о чём я…

Дважды позвонили в дверь – дребезжаще и пронзительно, словно бы резкая струя воды под пожарным напором ударила в шаткий жестяной таз.

– Это кого чёрт принёс? – удивлённо спросила Рита.

– Ай-яй-я-а-ай! – певуче произнёс Балыбин. Оглянулся в коридор. – Кто же это нам покоя не даёт? – из-под благостной печальной маски на миг проглянуло разгневанное нутро. – Как же нехорошо, – в горле Балыбина задрожала негодующая нота. – И Владимир почему-то здесь, вместо того чтоб оградить нас от!..

Меня точно кнутом огрели. Я повернулся и бросился к входной двери, готовый вышвырнуть, удавить любого конкурента. Мельком увидел негодующую улыбку Риты – как будто она поняла, зачем я тут понадобился.