Михаил Елизаров - Земля

Уже за порогом, когда захлопнулась дверь, я понял, что существо, жёстко прихваченное мной за скользкий флисовый ворот, – это сосед-алкаш. Выпучив на меня испитые глаза, он что-то силился сказать.

Я нехотя разжал заклинившие на его горле пальцы, он придушённо шепнул:

– Только пособолезновать… Вдруг что надо… – шумно втянул воздух и надсадно раскашлялся.

По всем раскладам я был неправ. Меня внятно просили остаться снаружи, а я самовольно покинул пост. Но, с другой стороны, ничего страшного-то не произошло. В любом случае, извиняться я не собирался, лишь переживал, что излишне торопливо, как нашкодивший, кинулся под взглядом Балыбина к двери.

Я ощущал себя по меньшей мере “крышей”, но уж никак не охранником или телохранителем. Поэтому, настраиваясь на предстоящий воспитательный разговор, я готовил решительную отповедь, которой собирался поставить зарвавшегося Балыбина на место: “Я не понял! Возникли какие-то проблемы?! Нет?! Хуле тогда кипешуешь?! Вот и всё, вот и рот закрыл!..” – так я репетировал.

Спустился во двор. Дети куда-то подевались. Возле серой, без окон, медицинской “газельки” двое взрослых играли в снежки. Точнее, не играли, а просто перебрасывались комочками снега, которые соскребали с борта: один с овальным, как ноль, лицом и азиатскими щёлками вместо глаз, второй узколицый и носатый, похожий на единицу.

Круглолицый Жолдыбаев носил вычурное и нелепое имя Юпитер. Водителя звали Рустам Жабраилов. Отчество у него было Джахидович, и второй агент Мукась, с которым я познакомился позже в офисе на Кирова, дразнил его – Джихадович. Оба, Жабраилов и Жолдыбаев, были полурослыми, худыми и смуглыми, возрастом за тридцать, одевались в одинаковые куртки из чёрной кожи. На головах носили подстреленные вязаные шапочки, похожие на мусульманские ермолки. Говорили кратко и редко, при этом горный Жабраилов изъяснялся с сильным акцентом, а степной Жолдыбаев свои фразы произносил чисто.

По звонку Балыбина они поднялись с носилками и спустили вниз наполненный туловищем пластиковый мешок – маленькие, жилистые, точно представители очеловеченной муравьиной расы, выведенной для подсобных работ.

Вопреки мрачным моим прогнозам, Балыбин был сама любезность и даже не поинтересовался у меня, кто это нас побеспокоил. Я удивился сперва, с чего он проявил такую сдержанность, но после сообразил, что за “решение проблемы” мне вообще-то полагается двойная надбавка, а Балыбин явно не хотел без надобности удорожать мой труд.

Труповозка “Элизиума” окрасом очень походила на обычную “скорую”, только цвет у неё был голубовато-серый, лишённый всякой надежды, и по красной полосе шла двусмысленная надпись “Служба эвакуации”. Изнутри салон представлял собой оцинкованный короб с двухъярусной подставкой для носилок и единственной скамьёй напротив. Жабраилов и Жолдыбаев загрузили носилки с чёрным мешком, а Балыбин поставил рядом клетчатую сумку – должно быть, с покойницким гардеробом. Затем перемигнулся с Жолдыбаевым, тот вздохнул и полез в кузов. Присел на узкую лавку, а Жабраилов с грохотом захлопнул за ним двери. В кабине место было только для троих.

Мне даже стало немного жаль “нолика” Жолдыбаева, которому выпало ехать в склепе на колёсах. Но когда я сел в кабину, то увидел, что между ней и кузовом есть окно. Я украдкой заглянул туда – Жолдыбаев не горевал в потёмках, а включил светильник и даже полистывал какую-то газету.

Сам Балыбин уселся посерединке, уступая мне более комфортное кресло рядом с дверью. От этого я ещё больше загордился.

Тронулись. Балыбин возился с бумагами, чёркал галочки, ставил внизу каждого листа синий оттиск “Оплачено”, затем что-то вычислял на калькуляторе. Мельком, будто невзначай, повинился:

– То, что я опоздал на вызов, непростительная с моей стороны халатность. Я бы хотел вас попросить, чтоб… э-э-э… этот досадный факт остался между нами.

– Не вопрос, – я покровительственно махнул рукой. – А вы довольно долго всё оформляли.

– Это ещё нормально, – Балыбин переложил в прозрачный запирающийся пакетик стариковские документы. – Две трети времени занимает психотерапия. Родственники обычно или на бешеных нервяках, или в глубоком ступоре. А тут весь комплект. С одного боку старая дико тормозит, а с другого – внучка вмешивается. Еле организовал, чтоб она отвлеклась и набросала жизненный путь для церемонии прощания.

– Что за путь?

– Ну, биография. Родился там-то, учился, мальчишкой ушёл на фронт, женился, трудился, умер.

– Конкретно этот дед точно не мальчишкой ушёл. Ему девяносто шесть лет вроде было.

– Да я ж наобум сказал, – яснозубо улыбнулся Балыбин. – А ещё надо гроб обсудить, одежду, тексты на венок, примерное число участников похорон, бронировать – не бронировать малый прощальный зал, пожелания по музыкальному сопровождению. Они ж ещё всё время какой-то подвох ищут, где их пытаются надуть. Я говорю – смотрите, вот каталог с расценками. Все услуги расписаны подробно и последовательно, на каждый пункт прейскуранта указана сумма. Вот книжка расчётных операций на передвижное транспортное средство и соответствующий приказ, согласно которому мы работаем… – он застегнул папку и расслабленно привалился спиной к окошку. – А потом ещё паспорт искали полчаса, не могли найти. Потому и долго. Но я считаю, в такой ситуации торопить никого не нужно.

– А что у вас за ксива такая?

– Ксива? А-а-а… Рабочее удостоверение агента, – Балыбин протянул книжечку размером с обычный пропуск в твёрдом переплёте.

По тёмно-синей обложке шло золотым тиснением: “Удостоверение”. Изнутри с маленькой чёрно-белой фотографии глядел сострадательный Балыбин Александр Михайлович, сотрудник государственной ритуальной службы “Прощальный дом «Элизиум»” г. Загорска. Смотрелось это солидно. Каллиграфически записанные чернилами фамилия, имя, отчество, должность. Три убедительных печати: круглая с двуглавым орлом и бегущей по кругу: “Администрация муниципального образования…”, под ней узкий продольный штамп: “Начальник управления УВБ города Загорска” и приписка от руки с размашистой подписью: “Кудашев Ю.С.”, а пониже – печать “Элизиума”.

– Ого! – воскликнул я тоном циничного знатока. – У вас, я погляжу, сам Кудя расписался! Хороший документ!

– Кудя? – удивился Балыбин.

– Ну, Кудашев, Юрий Семёнович.

– Очень важный для нашего бизнеса человек. А вы его знаете?

– Наслышан! – ответил я с кривой бандитской усмешкой.

Мне раньше всегда казалось, что неопытные притворщики, узурпируя вожделенные роли, просто не замечают, что по факту играют не крутых, а пьяных. Не выпив ни капли, бахвалятся нетрезвыми голосами. Со мной произошло то же самое. И образ начальственного вышибалы, который я для себя придумал, сыграл со мной “пьяную” шутку – я оконфузился.