Бернхард Шлинк - Летние обманы [litres]

Рассказывая, он опирался на подлокотник. Сейчас откинулся на спинку.

– Она была изумительно хороша собой. До чего же я любил ее белокурые волосы! То, как они переливались более светлыми и темными прядями, как волнами ложились на ее плечи, то сияние, которым они окружали ее лицо. «Ангел мой, – так и хотелось мне повторять, – ангел мой». А фигурка! – Он снова засмеялся тихим смешком. – Вы же знаете, с какой злой придирчивостью сами женщины иногда на себя смотрят. Может быть, ее икры и впрямь были толстоваты. Но мне они нравились. Они придавали ее белокурой красоте какую-то почвенную укорененность. Это хорошо согласовывалось с тем, что ее дедушка был крестьянин, отец – железнодорожник, а сама она – энергичная докторша. Мне нравилось также, что расстояние между носом и верхней губой по какому-то капризу природы получилось у нее коротковатым, из-за чего рот у нее часто бывал чуточку приоткрыт. В такие минуты выражение лица у нее приобретало какое-то сказочное очарование, как у ребенка, который с удивлением смотрит на мир. Но в сосредоточенные моменты, когда она сжимала губы, лицо ее выражало всю свойственную ей решительность. Ну а походка! Знаете французский шансон со словами «Elle ne marche pas, elle danse»? [14] «Она не просто ходит, а танцует» (фр.) .

Он тихонько напел мелодию.

– Напрасно мы приняли приглашение кувейтского атташе! Но моя подруга любила путешествия в дальние страны, а я, вовсе не любя путешествовать… Ну скажите, что за помрачение на меня нашло? Ведь я не любил путешествовать и в тот раз тоже предпочел бы никуда не ездить, а согласившись тогда, теперь вот вынужден путешествовать, чтобы спасти свою шкуру. Словом, я вообразил, что ради моей подруги обязан принять приглашение, и радовался, что мы, по крайней мере, отправимся не в дурацкую туристскую поездку, а поедем по личному приглашению туда, где нам обеспечено пристанище и в случае чего есть к кому обратиться. Никто нас не предостерег, да и с какой стати кому-то было это делать! Мы приняли приглашение и на Пасху отправились в гости.

Поселили нас в отеле, а не в комплексе домов, дворов и садов, где проживал атташе со своим кланом. Я считал, что он и без того проявляет о нас достаточную заботу. Он все время куда-то нас возил, иногда мы ездили также с его братьями и друзьями. Мы побывали в пустыне, на нефтяных промыслах, выходили с рыбаками в море, ходили на экскурсию в университет и парламент, сделали ставки и выиграли на верблюжьих бегах. Это было не то что съездить куда-то наугад – мы отдыхали, как богачи! Инфраструктура там как во Флориде, в ресторанах предлагают французскую кухню, на пикниках ставятся столы, накрытые скатертью, едят на них с фарфоровой посуды, пользуясь серебряными приборами, возили нас на больших автомобилях. Это впечатляло, но, возвращаясь вечером в наш люкс, я вздыхал с облегчением. Вдвоем с нею мне было как-то уютнее, например когда мы утром, сидя на балконе, любовались восходом солнца. Будь то на Средиземном море или на Северном, мы не раз видели, как солнце садится в море, но ни разу не наблюдали, как оно из моря восходит.

Он дотронулся до моего локтя:

– Вы очень терпеливы. Выпьем по бокалу красного? Вы пробовали бордо, но пино нуар из долины Рашен-Ривер [15] Russian River (англ.) – Русская река (Калифорния). лучше.

Он позвонил, не дожидаясь ответа, и уговорил стюардессу оставить нам всю бутылку. Голос у него был веселый – рассказ о прошлом привел его в оживленное настроение.

– Однажды утром выяснилось, что за нами не могут заехать, и мы хотели заказать такси. У подъезда к нам обратились два господина, которые занимали соседний столик и с которыми мы как-то обменивались газетами. Они спросили, не подвезти ли нас до города. Мы сели в машину, моя подруга на переднее сиденье, я – на заднее, поехали, и на одном перекрестке, пока горел красный свет, водитель попросил меня опустить в почтовый ящик письмо. Вы спросите, почему он не попросил другого господина или не вышел сам? Другой господин прихрамывал, я на это сразу обратил внимание, а водитель сидел слева, тогда как ящик стоял с правой стороны и находился от меня чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Итак, я вышел, на светофоре загорелся зеленый свет, и машина тронулась. Машин было много, и я подумал, что водитель поступил так, чтобы не задерживать движение, он объедет вокруг квартала и через минуту вернется.

Рассказчик умолк. Он выключил маленькие лампочки на потолке, которые освещали мое и его сиденья. Может быть, он не хотел, чтобы я увидел, как он переживает? Я ничего не сказал, только взял его руку и быстро пожал.

– Да, он не вернулся. Я стоял и ждал, а через полчаса позвонил нашему атташе. Тот созвонился с министром, и министр тотчас же вызвал полицию, перекрыл дороги, ужесточил контроль в аэропортах, поднял по тревоге береговую охрану. Меня препроводили в полицейское управление и дали просмотреть сотни фотографий. Я не узнал на них ни того ни другого господина. За мной заехали немецкий посол с женой и забрали меня к себе в резиденцию; в создавшейся ситуации они не хотели бросать меня одного. Все были внимательны, дружелюбны, старались для меня что-то сделать.

В первую ночь я не спал. Однако с наступлением нового утра я снова воспрянул духом и с надеждой начал новый день. В последующие дни я тоже встречал каждое утро с надеждой, пока поневоле не убедился, что дело выглядит скверно. Посол рассказал мне то, что ему было известно о торговле белыми женщинами на Востоке. Вернувшись в Германию, я прочел все, что только смог найти, об этом вопросе. Раньше в определенных местах существовали своего рода перевалочные пункты, где происходила торговля похищенными женщинами. На этих торгах можно было, если повезет, перекупить свою. Теперь женщин снимают скрытой камерой, заинтересованные лица, ознакомившись в Интернете с видеофильмом, делают заказ, и торги ведутся по Интернету. Лишь после этого женщину похищают. К тому времени, как об этом узнает ее муж, или друг, или полиция, ее уже и след простыл.

Вам, вероятно, интересно будет узнать, какова судьба этих женщин. Мы говорим о самых высококлассных женщинах и самых высоких ценах. Если женщина соглашается играть по предложенным правилам, все складывается для нее более или менее благополучно. Если не соглашается, то ее перепродают, и, перейдя несколько раз из рук в руки, она в конце концов оказывается в борделе в Момбасе.

Я попробовал поставить себя на его место. Каково это должно быть, тоскуя о любимой женщине, надеяться только на то, что она жива и здорова, находясь в объятиях другого мужчины? Зная, что ты, может быть, сумеешь ее вернуть тогда, когда на нее уже не польстится даже пьяный матрос в Момбасе? Как долго ты будешь по ней тосковать? Как долго будешь ждать?