Леонид Лушников - След заката

— И-и-и!.. Налил зенки, звонарь приблудный. Не тряс бы своими причиндалами. Машка-то скоро с бондарем снюхается. Тот молоточком тю-тюка! Лесина!.. Ума, как у пенька!

— Да я, да ты! — икал здоровяк, багровея на глазах.

Все знали, что суженая его вертит подолом туда-сюда, когда муженек в дальней поездке.

— А-а-а, о-о-о! — зал задыхался. — Ха-ха-ха!.. Ух, Клавдия! Отшила — так отшила!..

Бытовуха заедала народ, а создаваемый комплекс еще ничего не давал, а только брал, быстро сжигая собственные накопления и постепенно зажимая копешку у работяг, сея недовольный ропот:

— Амба леспромхозу!

— Не за того голосовали!

— Начальство над нами, а не для нас…

— Сматываться надо! — но никто пока не трогался с места, авось да лучшая жизнь наступит, как обещали газетки и радио.

И только к середине апреля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года наконец-то разобрались, что к чему, все акты были подписаны прилюдно в леспромхозовском дворце культуры, речи сказаны, а обещания лились молочными реками с кисельными берегами. Долго не смолкали овации, когда представитель Главлеспрома вручил Березину соответствующие документы в красной папке с гербом, а Мажитов, прилетевший из области на торжества, тужась, выкрикнул:

— Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза и ее верный ученик товарищ Брежнев! Ура-а-а!

Жидкие голоса первых рядов, где сидели передовики производства и начальство, потонули в басистом реве динамиков, игравших «Интернационал». Все встали. Грохот откидных сидений пулеметной дробью прошелся по рядам…

Трифонов, на этот раз сидевший не за столом президиума, а почти в последнем ряду, скрытно сплюнул меж коленей, матюкнулся про себя и, нахлобучив на голову фуражку, пробрался к выходу. «Все! — колотилась мысль. — Сдох леспромхоз! И ведь никто не пикнул…»

В роскошно оформленном буфете, с коньяками и икрой, скучали официантки, строго выполняли приказ: «Не обслуживать, пока не закончится торжественная часть!» И столики были пусты. Только в уголке, за громадной пальмой в бочке, пристроился бывший секретарь райкома Козырев. Увидев Трифонова, махнул ему рукой.

— Подсаживайся, герой! Ордена нацепил, думал, тебя в президиум выдвинут?!

— Клал я на этот президиум!

— Наливай и пей. Чешское… Пивком вот балуюсь.

— Мне бы чего покрепче, Наталья, — развернулся он со стулом к буфету. — Отоварь коньячком!

Молодая, краснощекая буфетчица в снежно-белом кружевном кокошнике игриво повела пышным бюстом, пропела:

— А больше ничего не хочешь?!

— Ну и закусь…

Официантки прыснули в передники. Коньяк пил один Трифонов. Козырев двигал седыми бровями, наклонившись к Трифонову, говорил с обидой:

— Не справится Березин с такой махиной. Я говорил Назарову, но тот отмолчался. Лесов почти не осталось, а такое крупное хозяйство надо кормить. Говорит, что из Сибири лес на переработку будут завозить. В копеечку обойдется каждая табуретка. Да и не вытянут заводы без лесозаготовок…

В состав Темирязевского лесокомплекса, за головной которого был взят леспромхоз, вошли Айгирский дерево-перерабатывающий завод, отделившийся от леспромхоза всего четыре года назад, пустившись в самостоятельное плавание по волнам реформ, по капризу какого-то столичного чиновника, решившего отделить лесопереработку от лесозаготовок. Главный бухгалтер завода, капризный и въедливый старикашка Силантьев, любивший во всем зажимать деньгу, только топал ногами и махал руками: «Опять растраты! Новые печати и штампы делать!..»

К рукам прибрал Березин и Красноярскую фанерную фабрику да еще с десяток мелких допотопных заводиков, разбросанных по нижнему и верхнему течению Бересени; Ленинские угодья, где еще сохранились небольшие зоны, пользующиеся подневольной рабсилой: заключенных и ссыльных. В самой Плакучке и вдоль транссибирской магистрали отошли все артели, организованные еще при царе Горохе, а некоторые во время войны, выпускающие канифоль из пневого осмола, пихтового масла, порохово-динамитных компонентов и древесных смол.

Пошумели, как на ярмарке, а дело перешло в застойное болото. Попахивало полным развалом. Радостно встреченный переход на новую систему планирования и экономического стимулирования принес обвальный срыв планов, что тут же сказалось на зарплате. Люди, не видя просвета, увольнялись пачками. Николай Петрович Березин высох, как мумия, и не раз вспоминал предостережения Назарова, бил тревогу. Больше всех переживал за дело сына Петр Семенович. Да еще подлила масла в огонь коварная статейка в центральной газете «Лесная промышленность». Разные слухи и сплетни на уровне, бабских посиделок всегда пропускал мимо ушей: «Завидуют, вот несут околесицу!» — успокаивал он сам себя. Но тут как обухом по голове. Атамановский прощелыга и жулик, крутившийся в одной компании с Шарыгиным, сделавший не одну ходку на зону, подсунул на остановке в Темирязевском газетку, подтолкнул старика плечом и проговорил злорадно в волосатое ухо:

— А твово-то тут здорово обкакали!

— Не задирайся, Борька! — отмахнулся Березин. — А то шмякну по морде!..

— Хе-е-е! Бе-бе-бе! — заблеял по-бараньи мужик. — А ты почитай!.. Ха-ха-ха!

Петр Семенович кинул газетку в урну, а сам тронулся к центру поселка.

— Аль не поедешь домой, Петя! — крикнул вослед старик Бодягин из Айгирского поселка.

— Ему «Волгу» подадут! — сострил кто-то из баб. Петр Семенович купил газету, зашел за киоск, развернул.

— Так-так! Чего тут про Кольку калякают?! Все славили!.. — проговорил он дрожащим от волнения голосом, доставая из кармана очки, перевязанные вместо дужек бечевкой.

Читал Петр Семенович медленно, оглядываясь через плечо, как будто боялся, что его подслушают:

— Бревна-то и не заметили, — шевелил он губами. — Вот гад! «…Более чем за двадцать лет службы в лесном хозяйстве, — писал какой-то Пенегин, — мне пришлось работать в передовом Темирязевском леспромхозе. Развитое промышленное производство, руководимое Николаем Петровичем Березиным — Героем Социалистического Труда, депутатом Верховного Совета СССР, процветало. Я боготворил этого человека! Но сейчас постигло меня глубокое разочарование! Товарищ Березин потерял нить, ради новой славы. Поэтому, мне кажется, могу высказать свое мнение. Не дорос еще товарищ Березин до таких масштабов. Бездарное руководство привело к краху всего хозяйства. Раньше всех беспокоило наличие двух хозяев в лесу. Сейчас там нет ни одного…»

— Читал?! — гремя протезом, ворвался в кабинет сына Петр Семенович. — Это как понимать?!

— Читал, батя, — вяло поднялся из-за стола Николай Петрович. — А вот еще, — он взял с тумбочки пачку газет, кинул веером перед отцом. — «Известия», «Труд» и наша, уральская… А ты читай-читай все! — взорвался он.