Жамбын Пурэв - Гром

— О, боже. Впервые я собственными глазами видел, как небо карает человека, — закричал лама, соскочив с коня.

— Что случилось? Да говори же ты, — в один голос закричали Аюур и Дуламхорло, выбежав из юрты.

— Донрова громом поразило на южном склоне перевала Хамран-даваа. О, небо! — запричитал лама и сделал несколько шагов им навстречу. — Только это и осталось… Посмотрите! Нож свернуло в кольцо. Пуговицы от дэла, подвеска для огнива, чашечка трубки, шпилька для ее чистки — все сплавилось в один кусок, — и он протянул бойде кусок металла. Аюур отпрянул, закричал.

— Не может быть, — и застыл на месте, не в силах шевельнуться.

— Эх!.. Я как предчувствовала, что добром это не кончится, — заголосила Дуламхорло и, чтобы не упасть, ухватилась за буслюр. «Осиротели, бедняжки! Как же мне их утешить, чем помочь горю?» — сокрушалась старая Гэрэл и кинулась к хозяйке.

— Вчера над Хангаем прошла сильная гроза, — рассказывал лама. — Молнии то и дело сверкали. Какой-то арат пас там скот и видел, как по склону во весь опор скачет всадник, и вдруг возле него вспыхнуло синее пламя… И сразу же грянул гром, задрожала земля, всадник исчез, а от того места, где он был, вверх поднялся черный дым. Лошадь уцелела, вскочила и галопом помчалась в сторону перевала…

Лхама не знала, что случилось в доме Аюура, но на душе у нее было тревожно. Она не заметила, как подъехала к утесу. Пустила коня пастись, а сама села в тени скалы.

— Почему я пригоняю отару именно сюда? — Лхама посмотрела на вершину утеса, над которой порхали синицы. — А куда же мне ее пригонять? Здесь Жаворонок впервые обнял меня. Кажется, будто это было вчера, — прошептала Лхама и тяжело вздохнула. — Скажи, утес. Неужели Батбаяр больше никогда не обнимет, не приласкает меня? Это правда, скажи?

Но утес молчал. Вокруг было тихо, лишь щебетали синицы. Лхама снова вздохнула и с тоской в глазах запела любимую песню своих земляков:

Батбаяр, скакавший в это время по живописной зеленой долине, прислушался.

— Содном-гуай! Да это же Лхама поет! — крикнул он и галопом помчался в ту сторону, откуда доносилась песня.

Лхама, заметив Батбаяра, вскрикнула и побежала ему навстречу.

— Недаром говорят, что любовь сильнее всех испытаний, — прошептал Содном, и на глаза навернулись слезы радости и умиления.

Батбаяр повернулся к нему.

— Ох! Как же это прекрасно… Содном-гуай! Мы с Лхамой всегда пригоняли скот к этому утесу. И сейчас встретились здесь. Здорово, да? — не веря своему счастью, Батбаяр крепко сжимал руки Лхамы.

— Ну что, Лхама? Успокоилось наконец твое сердечко? А здесь и в самом деле очень красиво! Так это и есть та самая священная скала, которая покровительствует вам? — Содном засмеялся. Лхаму душили слезы, она не могла вымолвить ни слова, лишь судорожно обнимала Батбаяра, словно боялась снова его потерять.

Старая Гэрэл наломала хвороста, чтобы сварить чай для Аюура и Дуламхорло, и, набрав охапку сучьев, уже собралась идти в юрту, когда вдруг заметила троих всадников, которые гнали к аилу отару овец.

— Мама! Батбаяр вернулся! — крикнула Лхама, подъезжая к хотону. Гэрэл выронила хворост из рук и бросилась к сыну. Батбаяр соскочил с седла, опустился на колени и обнял ноги матери. В это мгновение, казалось, весь мир для них исчез.

— Сыночек! Значит, не зря я верила, что ты вернешься, — приговаривала Гэрэл, обнимая и целуя сына.

Вокруг них собрались все жители аила.

— Смилуйся над нами, у нас и так большое горе, — всхлипнула Дуламхорло, упав в ноги Батбаяру.

«Ничто нам не поможет — ни мольбы, ни поклоны», — думал Аюур бойда. Его била дрожь, от страха и отчаяния он ничего не видел.

Батбаяр поднял Дуламхорло.

— Успокойтесь. В том, что с нами случилось, виноваты не вы одни…

— А по чьей же вине ты живой испытал муки ада? — гневно спросил Содном, пылая ненавистью к бойде.

— Содном-аха! Главным источником зла была старая власть. Но мы свергли ее и установили нашу, подлинно народную, — спокойно ответил Батбаяр и пошел к юрте.

Ханда, утирая рукавом рот, сказала:

— Счастье-то какое! Сынок наш приехал. Сейчас сварим в большом котле чай!

Все собрались в маленькой юрте. Старая Гэрэл ласково смотрела на сына и улыбалась.

— Косу остриг, совсем другой стал, — сказала она Лхаме и обратилась к Батбаяру: — Кто же тебя спас?

— Наверняка та самая революция, которой нас вечно пугал Аюур бойда, — ответил Дашдамба.

— Верно, отец, — подтвердил Батбаяр.

— Как думаешь рассчитаться с Аюуром за свои страдания? — спросил Содном.

Жаворонок задумался.

— Не стану я ему мстить. Его сама природа уже покарала.

— Верно, сынок. Ничего нет для мужчины позорнее, чем толкнуть ближнего, когда он на краю пропасти, — сказал Дашдамба.

Ханда авгай разлила по пиалам чай, поставила тарелку с пенками.

— А верно говорят, будто вы хватаете каждого встречного за руку, говорите «таван-орос», и после этого судьба от него отворачивается?

Все дружно рассмеялись.

— Нет, мама! Мы не вредим людям. Да и красные из России тоже. Наоборот, они всегда готовы защитить слабого, помочь ему. Они единственные наши друзья, — ответил Батбаяр.

— Это ты от чистого сердца говоришь? Или по долгу службы? — спросил Содном.

— От чистого сердца. Я сам убедился в этом.

Раскрасневшаяся от смущения и радости Лхама готовила чай, еду, рассеянно прислушиваясь к разговору. Наконец она не утерпела:

— Батбаяр! Ты не уедешь сегодня?

«Милая моя, сколько пришлось тебе пережить, как долго страдала ты в одиночестве».

— Мне нужно вернуться на службу. Но я возьму вас с собой.

В маленькой юрте Батбаяра было многолюдно, шумно и весело, а большая белоснежная восьмистенка бойды всего в нескольких шагах от нее казалась заброшенной, нежилой, будто ее выставили на продажу. «Вот она расплата за содеянные грехи, за то, что хотел невинного загубить», — дрожа от страха, думал Аюур, прислушиваясь, не идут ли за ним. Он сидел, не двигаясь, мертвенно-бледный, будто и его поразило громом.

Авхай — обращение к женщине, старшей по возрасту.

Аил — двор, хозяйство; кочевой поселок из нескольких юрт.

Аймак — крупная административно-хозяйственная единица (область) как в старой, так и в современной Монголии.

Айрак — хмельной напиток из перебродившего молока.

Амбань — маньчжурский наместник в дореволюционной Монголии. В начале XX века такие наместники были в Да хурээ, Кобдо и Улясутае.

Арат — скотовод, трудящийся.

Аргал — высушенный солнцем навоз, собирается и используется как топливо.