Владимир Шапко - Переезд на юг

Заплакала. В какой-то беспомощности уже.

Табашников не дышал. Смеющаяся Юлечка без помех барабанила в бубен разоблачённому убийце. А школьник Ваня здесь же, в столовой, про которого взрослые совершенно забыли, так и остался сидеть с раскрытым ртом. Вернее, ротиком. Рядом с брошенными тетрадками и учебниками.

Во сне Табашников ехал куда-то на такси. Сидел на заднем сидении. За городом шофёр резко свернул с шоссе и полез в гору. «Зачем полез?» – спросил Табашников. – «Так короче», – передёрнул скорость на подъём шофёр. Капот машины задирался всё выше и выше. Такси лезло прямиком в небо. Табак раскинулся, вцепился в сидение, боясь перевернуться. Вылезли, наконец, на вершину. И сразу необъятная райская долина упала до горизонта. С речками, с озёрами, с полями. С распоясанными крестьянчиками, взмахивающими косами. С ядрёными бабами, вяжущими снопы. Табашников закрыл глаза, не веря в это чудо, в этот рай на земле. А когда открыл – шофёра в кабине не было. И машина работала, круто сползала. В райскую долину. Без шофёра! С пустым рулём! Случайно глянул влево – шофёр отливал возле чьего-то сарая. «Шофёр, помоги! – закричал в открытое окно. – Останови машину!» – «Не бойся, – ответил шофёр, стряхивая с конца. – Она у меня прирученная. Как собака. Сама остановится». Но машина продолжала двигаться, сползать круто вниз. «Останови, гад!» – заорал Табашников и проснулся.

Утром, едва поев, пошёл на Пушкина. Вернее сказать – покрался. Как убийца на место преступления. Непреодолимо потянуло, граждане судьи, ну просто сил не было.

Алкаш опять лежал! Только теперь прямо возле скамейки. В грязной тужурке своей. Свернувшись. Опять убит? Но – кем?

Табашников приблизился, склонился. Перебинтованная башка с захватом подбородка, как у белого лётчика, чёрный рот раскрыт, похрапывает. И подтоплен уже лётчик. Своей мочой. Лежит в тепле. Пока.

– Ты чего это тут к моему мужику липнешь? А? Ну-ка, кто ты такой!

Бабёнка. Вчерашняя. В великой мужской телогрейке с подвёрнутыми рукавами. Волосёнки стесались набок.

– Да так просто. Поднять хотел. Обмочился человек. На холодной земле. Простудится.

Женщина сбавила обороты:

– Ничего. Он привык. Как пёс.

Табашников медлил, не уходил:

– А что он весь забинтованный?

– Бандиты вчера напали. Двое. Прямо возле дома. Дали сзади по голове, он и брякнулся. И пятихатку сразу из тужурки вытянули. Которую я на мясо утром давала. Вон, Матвеевна через дорогу всё видела.

Табашников посмотрел через дорогу, где из покосившегося домишки всё увидела вчера Матвеевна.

– Так в милицию вам надо, наверное. Вместе с Матвеевной.

– Да где там! Ищи ветра в поле. Дали дёру так, что только дым пошёл. Матвеевна рассказала. Где их теперь искать? Я-то в доме была, не видела.

– Ну-ну. Матвеевна, значит, – уходил Табашников. – Понятно. Пятисотку?

– Ага, пятисотку, пятисотку, – подтвердила бабёнка. Ограбленный под скамейкой тоже промычал, что… пятихатку.

Смех душил, лез из желудка. До кашля, до выворота кишок. Истерика. Натуральная истерика:

– Да мать вашу всех за ногу! Вместе с Матвеевнами и пятихатками!

Вытирался платком, приходил в себя. После истерики шёл как в вечернем померкшем свете. Душу снова начало скрести. Как и вчера, когда пришёл от Агеевых. Всё корил себя, что ударил несчастного по голове. Ну пнул бы он Агеева раз-другой – так тут же бы и уделал его. Без всякого кола. Откуда кол в руках взялся? Загадка. Права Мария – стал здесь опасен. Недавно выкинул из такси выпендривающегося пассажира и сел на его место – поехали! Шофёр вцепился в руль, молчал всю дорогу: опасный мужик рядом. Из дурдома.

Геннадий уже ждал на углу. На углу Пушкина и Свердлова. Подозрительно смотрел на приближающегося друга. На его лицо в красных пятнах, на красные глаза:

– С похмелья, что ли?

Ничего не стал рассказывать. Ни про «бандитов», ни про Матвеевну с пятихатками. Перепугается только опять старикан. «Зачем попёрся туда опять?!» – завопит.

– Ладно, пошли.

Впереди здоровенный кубанец в полушубке прикурил сигарету. Затянулся. Пустая пачка, будто сама, упала на тротуар.

Агеев похлопал кубанца по плечу:

– Мусор бросил – не забудь хрюкнуть.

– Чиво-о? – растянул рот кубанец.

Агеев догнал друга. Тот уже оглядывался. Явно готовил себя к драке:

– Ты чего опять нарываешься? Тебе мало дали вчера?

Но Геннадий был доволен, гордился собой – одёрнул бескультурного:

– Будет знать теперь, как бросать мусор в общественных местах.

– Нет, бей тебя не бей – неисправим. «В общественных местах». Спустись на землю. Мечтатель.

Показался угол центрального рынка. В виде угла крепости со стенами из зданий под старину. С густыми потоками захватчиков покупателей, обегающих крепость с двух сторон.

Втаскиваясь с нетерпеливыми супостатами в тоннель центрального входа, Агеев наставлял:

– Говорить буду я. Ты – молчи. Спросят – ответь. – Предупреждение папы. Первоклашу.

Сидели в приёмной директора рынка. Каримова Айрата Ахметовича. Так было написано на табличке двери. Компьютер секретарши стоял на месте, на столе, самой секретарши не было.

– Ты, главное, не теряйся, – опять внушал Агеев. И тут же противоречил: – Говорить буду я. Ты больше молчи.

Появился мужчина с темным лицом и густыми волосами, зачёсанными почти от бровей. С блатными перстнями на обеих руках, но в чёрном респектабельном костюме.

Приостановился, посмотрел на вскочивших. Прошёл в кабинет. Дверь, впрочем, оставил открытой.

– Можно к вам, Айрат Ахметович? – сунулся Агеев. Дёрнул за собой Табака. – Здравствуйте. Мы от Зиновьева Германа Ивановича. Он посоветовал обратиться к вам, Айрат Ахметович, насчёт работы. Вот для него.

– Проходите. Садитесь.

Пока посетители усаживались, Каримов ходил возле стола, о чём-то думал. Будто один в кабинете. Сел, наконец, за стол:

– Так вы тесть Германа Ивановича.

– Нет. Я отец Андрея Геннадьевича Агеева. Первого заместителя Германа Ивановича.

– Так, – смотрел не на отца, а на Табашникова директор. Как на глухонемого: – Паспорт у него есть?

– Есть, есть. Давай паспорт, – толкнул друга.

Табашников начал рыться по карманам.

– Вот, – выхватил паспорт Агеев и подал: – Чистый. (Что «чистый»? В смысле судимостей? Алиментов?)

Каримов начал листать. Из Казахстана явился работник. Казахский паспорт. Так. Регистрация есть, РВП добился. Явный пенсионер. Интересно.

– Какое у вас образование?

– Высшее, – разомкнул, наконец, губы Табашников. – Инженер-металлург.

Ну вот! Замечательно! К Иванову его:

– В гараж слесарем пойдёте?

– Нет, никогда не имел машины и не ездил.

Странный тип. С большими ноздрями. Не имел никогда машины. Куда же его всунуть? Всегда Герман пришлёт то аульного, то с высшим. С аульными проще, а этого куда? С законной регистрацией?