Зоя Богуславская - Предсказание

Теперь они попали в комнату, где на прилавках лежали корма. Червяки, дафнии, сушеная рябина, какая-то особая смесь для щеглов. К Косте подкатил подросток с гнездом из конопли.

– Здорово! – оценил Костя.

– Противу вшей хорошо стоит, – сказал тот. – Бери, не бойсь. Конопля вшей не примает! – Костя разглядывал изделие. – Дело тебе говорю, выведешь птенцов – доволен будешь. За пятерку отдам.

Костя заколебался.

– Черт, может…

– Слышите? – толкнул его Петя. – Слышите? – Он замер и совсем походил на зайца, застигнутого в поле непривычным звуком.

Костя ничего особого не различал. В другой секции два типа о чем-то спорили.

– Скорее, – дернулся потомок и схватил Костю за руку. – Бежим туда. Это раз в тысячу лет бывает. Петушиные бои.

«Спятил, – подумал Костя. – Какие еще петухи?» Но парень дернул его за руку, пока они не приблизились вплотную к торговцам рыб. Там возле аквариумов с рыбами уже толпились любопытные.

– Да не жмись ты! – вопил невысокий брюнет, весь прошитый молниями. – Пять против пяти. Это только-только.

– А кто мне заплатит, корешок? Не ты ли? – Владелец собственного небольшого аквариума, тоже «укомплектованного» растениями и камнями, бил себя по бедру жестом эпилептика и наступал на брюнета с молниями: – Не ты ли, красавец, штаны скинешь?

– Да будет, – отмахивался тот. – Их же у тебя тысячи. Покажи настоящую борьбу. Вся наша жизнь, папаша, есть борьба.

Вокруг спорящих пенилось возбуждение. Одни держали сторону владельца аквариума, другие подначивали того, с молниями.

– Раскошеливайся, папаша! – кричали одни.

– Да что он, скаженный, добро разбазаривать…

– Наддай, братцы… Кино будет.

– Хочешь, подсоблю, – предложил парень с молниями.

– Нужен ты мне, как зайцу спидометр, – огрызнулся продавец.

– Я плачу, – выступил из толпы круглый, маленький человек и победоносно оглянулся на свою даму.

Розовая, тестообразная дама его приятно выделялась в толпе своей голубой с цветком шляпой и белым пальто из кожзаменителя. Лицо ее хранило непроницаемость, а кавалер все порывался заглянуть ей под шляпку.

– Ну, сколько? Сколько за десяток петушков? – пищал он мгновение спустя, наскакивая на владельца аквариума. – Только ты не запрашивай. Я ведь вас, мародеров, знаю.

В толпе захихикали.

– Чистый туз, ребята…

– Не видишь разве, он на «кадиллаке» приплюхал…

– А чувиху небось из Аргентины вывез… Ха…

Но парень с молниями оборвал зубоскалов. Он шагнул к толстяку и хлопнул его по заду:

– Молодец, земляк. Покажи им, как жить надо. Раз гуляем… Владелец аквариума назвал цену.

Для приличия поторговались.

И началось.

Аквариум поставили на окно. Петухи в лучах солнца засветились неземными оттенками фиолетового, изумрудного, серебристо-лунного. Подобные маленьким ярким витражам, они устремились друг на друга в дикой страсти кровопролития и разрушения. Как в цветном кино при столкновении автомобилей летят колеса, дверцы, мосты, так отрывались от тела рыб чешуя и плавники. Неземные создания крушили свою красоту, как варвары. Даже тот, кто должен был выйти победителем, был обречен на вечное безобразие.

Публика выражала восторг, улюлюкала, словно на ринге или стадионе. Как и положено, она аплодировала ловкости, силе, везучести. И, глядя на это, Костя невольно думал о том, как могуч в человеке древний инстинкт права сильного. И как редко люди сочувствуют неловким, неприспособленным. Все эти мысли были некстати, но Косте хотелось, чтобы люди были другими, и он стал уверять себя, что именно с подобных удовольствий, от разного рода петушиных боев, коррид и бокса, начинается жажда крови, уничтожения. С этого начинается, а где конец!..

– Пойдем-ка, – позвал он Петю.

Но тот не слышал. Его глаза, расширенные от ужаса и восторга, были устремлены на происходящее. Теперь в драке участвовало уже всего три петуха. Первый, с красновато-лиловыми плавниками, плыл боком, как парусник, у которого выбыло рулевое управление, второй, чуть приоткрывая задыхающиеся жабры, едва касался противника, и только третий, с черным веерообразным хвостом, изодранный и покалеченный, наскакивал с прежней силой.

Толпа очнулась, когда все было кончено.

Победил чернохвостый. Тело его мерно передвигалось в воде, мутной от рыбьей чешуи.

Костя молча направился из магазина. Ему было омерзительно и горько. Потомок поплелся за ним.

– Чернохвостый сильнее всех оказался, – подал он голос.

Косте не хотелось вести светскую беседу. Он помнил ликующее лицо Пети Моржова при виде дерущихся петухов.

– Сильнее – это не всегда лучше, – процедил он и зашагал быстрее.

Нерасположение к потомку вернулось. Этот парень со Второго Крутицкого переулка был сейчас так чужд и далек Косте, как бывают иногда чужды люди за витриной шумного ресторана, когда в кармане ни копейки или хочется побыть одному. Он дорого дал бы за то, чтобы Петя Моржов исчез с его пути, растаял, как предутренний кошмар. Но чем больше Костя заводился, яростно вспоминая все самое унизительное, что произошло за день, тем настойчивее в его душе разрасталась тоска. В сущности, говорила эта тоска, если разобраться, логика твоих поступков по отношению к потомку напоминает логику колонизатора, осваивающего остров, на котором обнаружены нефть или уран. Что ты, почтенный аспирант, знаешь о Пете Моржове? Ничего. С самого утра ты неуклонно рвался к его сокровищам, и, если уж начистоту, ты хотел лишь запутать парня, околпачить его, чтобы задарма добыть «Переписку».

Но сейчас у Кости уже не было времени менять тактику. В голове копилось раздражение, он чувствовал себя бездарным и немощным. Поэтому он снова решил идти напролом. Устроить все с покупкой, отвязаться от потомка и – домой.

– Посидим минутку, – сказал он, делая бесполезное усилие настроиться.

Они сели на скамейку. Здесь было пусто, гул рынка отошел в просвет берез. Прошлогодние листья пахли прелым. Потомок взял прут и стал разгребать листья, вытаскивая хилых червяков.

– Зачем вы копаетесь в прошлом? – спросил он. – Неужели вам интересно?

Костя думал о том, как унизительно чувство зависимости от кого-либо, чего-либо. Из всех состояний люди хуже всего переносят именно это: зависимость. Не по доброй воле, а компромисс, вынужденное приспособление, насилие над собой. Вот и сегодня в рассказах потомку он оглупляет важные для него вещи.

– Человек должен помнить и знать свое прошлое, – невпопад сказал Костя. Безразличие немного отступило в глубину его души. Его потянуло к пряному запаху земли, и он растянулся на листьях лицом вверх. Только краем глаза ему виден был этот потомок с наклонностями юного садиста. Его щуплое колено, плечо, как торчащая кость, и оттопыренное правое ухо. Туманные облака, словно прозрачные медузы, наплывали на солнце, катились за горизонт, падали куда-то в небытие. – Люди обязаны исследовать опыт общества, чтобы избежать ошибок.