Олег Слободчиков - Сезон

Я — молодой, только после курсов, вышел на работу, бьюсь всю смену и не могу набурить ни сантиметра: снаряд елозит на месте, хоть лопни.

Приходит сменщик — делает полтора плана, а у меня с утра опять та же пилежка. Оказывается, перед тем, как сдать смену, он бросал в скважину ядро из дроби и солидола. Я всю смену кручусь, как на подшипнике, а он придет — ведро солярки в скважину и бурит. Что ему не шутить, если каждый за себя?

У нас не так, конечно, гадости друг другу не делаем, но все равно, каждый свой инструмент прячет, каждый пытается сделать работу полегче и подороже, другой смене всучить что похуже…

Славка умолк, чтобы перевести дух и сделать затяжку сигаретой, Паша подхватил и продолжил:

— Сейчас все переходят на бригадный подряд…

Димка-Чебурек подмигнул Славке:

— Работали, знаем: там при деньгах ходит тот, кто похитрей, да у кого язык без костей.

— Ну, почему же? — возразил Паша. — Как раз с деньгами все просто и понятно. — Он щелкнул авторучкой, придвинулся к столу и стал вычислять на пачке из-под сигарет: — Сорок метров ствола по шестьдесят рублей метр — две четыреста… Плюс надбавки: полевые, безводные, получается четыре шестьсот и полторы тысячи премия за весь ствол. В три месяца уложитесь — получай премию. За месяц третью часть сделали — от полутора тысяч пятьсот вам на премию… Все понятно и просто!

— А не уложимся в срок, премия тю-тю, сразу за три месяца?.. Уп! — Дед ойкнул и захлебнулся от подзатыльника. — Ты чо? А если я врежу?

— Не перебивай начальство!

Паша снова стал терпеливо объяснять:

— Сейчас вы как работаете? В первой половине месяца суетитесь, нагоняете план, потом, если видите, что не успеваете, бросаете работу. При подряде можно и месяц без премии сидеть и два, но если вытянул работу к сроку, получите все упущенное разом. И вам выгодно, и экспедиции.

— Позакручено, — пробубнил губастый Фокин и поскреб кудряшки на затылке, — не поймешь. Может быть, одна смена с двух шурфов в один котел, другая в другой?!

— И что тогда? — настороженно спросил Лаптев, — одни балду бьют, другие пашут — а деньги поровну?

Паша почувствовал, что начинает злиться: проще некуда, а им все чтото непонятно. Так и подмывало ударить кулаком по столу, но он взял себя в руки, кивнул в сторону компрессорщика:

— Игорь недавно хорошо сказал: на себе экспериментируют только дураки. Нормальные люди смотрят, что получше у других, изучают чужие ошибки, перенимают полезное… Зачем изобретать новое, если есть уже проверенное? Ну что тут непонятно?

Проходчики примолкли. Чебурек раскурил сигарету, заговорил, будто размышлял вслух:

— Выдумывают, выдумывают, а все одно: кому живется лучше всех? — Обвел товарищей взглядом, будто ждал разгадки, но сам и ответил: — Нулям!

Люди есть такие — нули. Что он есть в бригаде, что его нет, в смысле пользы… А чего им?! Шевелятся для вида: ничего не сломают, лишнего не скажут, не пьют, не дебоширят. И премия при них, и фотография на доске почета… Я не про то, плохо или хорошо работать с подрядом, — поправился, — накипело!

— От таких избавимся! — сказал Паша.

Хвостов рассмеялся, насмешливо поглядывая на начальника: молодой, дескать, еще, горячий. Паша понял звеньевого, повел рукой с раскрытой ладонью: цыплят по осени считают, потерпи!

— Как ты от них избавишься? — недоверчиво спросил Славка. — На следующий сезон не возьмешь что ли?

— Нет проблем! Пишите заявление на мое имя, с подписями всех членов бригады… — Паша качнул головой: — Не надо заявления — так скажите и уберем!.. Ну, так как насчет бригадного подряда? — напомнил.

Проходчики молчали. Они, может быть, и желали попробовать, но ждали инициативы от начальника. Тогда проще: не получилось — он дурак!

Ну, привязался, салага — было написано на их лицах.

И Максимов пошел на хитрость:

— Миша?

Бригадир Лаптев кивнул:

— Можно попробовать!

— Хвостов?..

Уезжали смены. Встретившись с прибывшими, напутствовали:

— Под вагончиком новый перфоратор, обсадка за баней и цепь-пила за калорифером.

— Обязаны дать семь метров… Можно больше. А за нами не заржавеет.

Начальник геологоразведочной партии, подписывая наряды, проворчал:

— Экспериментируешь? Аккордный наряд — это хорошо: звонили из управления, интересовались, как он у нас внедряется, а люди у тебя того — донская вольница. Слышу, Паша, Паша! Что за Паша?

— Разве меня Колей зовут или как? — Максимов притворно изобразил на лице непонимание.

— Павел Афанасьевич!.. Приучай к дисциплине. Авторитет пора иметь.

— У меня, вообще-то, есть свое понятие об авторитете, — приглушенно буркнул Павел.

Начальник партии или не понял иронии или сделал вид, что не расслышал. Проворчал:

— Чтоб вольницу с корнем выдрал!

Паша вышел из конторы, пнул подвернувшуюся консервную банку, выругался. Ночью жег спички, смотрел на часы — перевалило за полночь, а мысли донимали, как потревоженный пчелиный рой. Он сел на скрипнувшей койке, пошарил голой ступней по линолеуму, придвинул тапочки, посидел так, покачиваясь, затем поднялся, включил свет и начал одеваться.

Остался за спиной спящий поселок. Несколько лампочек на столбах еще долго маячили и мерцали за плечом в такт шагам. Дорога петляла среди барханов и под яркой луной казалось белой, будто прихваченной инеем.

Издалека, в свете прожекторов виднелись срубы и шурфовые краны. Ближе была лаптевская бригада: эстакада, вагонетка на рельсах. Дергалась стрела крана, вытаскивая наполненную породой бадью, с приглушенным шумом опрокидывала ее в вагонетку, снова ныряла в забой; кэша замирал с зависшей стрелой, как удилище с заброшенным крючком замирает в руках рыбака.

Паша шагнул в освещеный круг между вагоном-бытовкой и шурфом Лаптева. В этот миг из шурфа выскочила до плеч голова бригадира в красной каске, замерла на мгновенье и провалилась в глубину. Через несколько секунд бадья с породой выехала наверх, лихо отлетела с разворотом крана к эстакаде, опрокинулась в вагонетку, а из шурфа, теперь уже медленно, снова показалась голова бригадира все в той же каске. Он перекинул ногу через сруб, спрыгнул на землю, сбросил прорезиненную мокрую куртку.

Настороженно поглядывая на Пашу, из кэша выскочил Шульц.

— В бадье ездите?! — не то спрашивая, не то утверждая, мимоходом бросил Максимов.

— Ни в жисть, начальник, — изобразил честное возмущение проходчик:

— Старая каска в шурфе валяется, Лапоть ее положил в бадью, сверху, а тут, перед устьем реле — щелк… — Затараторил, заюлил, Шульц.

— Ладно, не надо, — отмахнулся Паша, — начальник по технике безопасности увидит, полпремии скинет.

Слова оправдания и возмущения еще клокотали у проходчика в горле, но он уже смекнул, что выгодней помолчать, закашлял, заворчал под нос: и чего не спится начальнику в ночь глухую?