Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

Бонни подъезжает к школе, и к глазам подступают слезы. Она как проснулась, уже хотела плакать. Она знает, что ей предстоит. На выпускных все плачут. Количество слез на человека — пожалуй, больше, чем на свадьбах — там обычно чувства все-таки более разнообразные. Наверное, это от вида всех этих мальчиков и девочек, которые уходят из школы, даже не догадываясь о том, что их ждет, не подозревая, что они так рвутся в мир, где человек человеку волк.

Может, никто и не удивится, если Бонни посреди речи разрыдается. Она может списать это на торжественный элгаровский марш [71] В таких случаях обычно играют какой-нибудь из «Торжественных и церемониальных маршей» английского композитора Эдгара Элгара (1857–1934). . Может сказать, что это условная реакция, как у собаки Павлова. От маршей на выпускных она всегда плакала, начиная с шестого класса. Тут только бесчувственный чурбан не расплачется. И кто это придумал, будто окончание школы — это начало чего-то нового? Вот уж чушь. Даже в шестом классе она понимала, что в ее жизни никогда уже не будет шестого класса. Горе было столь огромным, что ее чуть ли не вынесли из зала, где проходила церемония. А о том, что от марша, который играют на выпускном, ей плакать хочется так, как никогда не хотелось плакать от «Свадебного марша», думать нужно было до того, как она замуж вышла.

Бонни уже чувствует себя совершенно несчастной, а она ведь еще даже не припарковалась. Одна печаль накрывает другую, один слой — тоска по Винсенту, другой — нелады с детьми. Еще слой — жизнь прошла, брак распался, она стала старая, а еще — скучает по родителям. Слой за слоем, все ложится на душу тяжким грузом. Вот этим «делиться» с выпускниками совершенно не следует! Даже если сказать только то, что они с Дэнни обговорили, для него это все равно травма. А как ей объяснить отсутствие Винсента? Что-то случилось. Он дома, с гриппом. Уехал ненадолго из города.

Сказать правду? Роберта ее убьет. Им не нужно, чтобы эта новость просочилась в прессу. Винсент может еще вернуться, а фонду вряд ли пойдет на пользу, если благотворители поймут, что они поддерживают программу, разработанную для «Изменившегося человека», который сегодня здесь, а завтра не пойми где; нет, они восхищаются тем изменившимся, который всегда на месте, на которого можно положиться.

На миг — благословенный миг — Бонни принимает все, как оно есть. Она способна оценить то, что сделал Винсент. Ей довольно этого. Никто не требовал от него хранить верность всю жизнь. Но ее тут же накрывает безумие. Ей необходимо его увидеть. Немедленно. Столько всего осталось нерешенным. Было ли между ними что-то? Неужели она, сама того не заметив, в него влюбилась?

Она не может привыкнуть к его отсутствию. Со смертью так же бывает. Только никто не умер. Хочется надеяться. Он собрал свои вещи, прибрал комнату, поэтому Бонни не боится, что его похитил карательный отряд ДАС, когда он вышел из телестудии подышать воздухом. Нацистские отморозки не повезут тебя в Клермонт и не будут ждать, пока ты заправишь кровать. Правда, они могли ждать, пока он заберет деньги и наркотики, которые, по словам Реймонда, он украл. Правда ли то, что сказал Реймонд? Она ни разу не заподозрила, что Винсент что-то принимает. И у нее и мальчишек он ничего не украл. А это значит, что либо он не вор, либо он на самом деле изменился.

Вот и еще один мужчина ее покинул. После нескольких месяцев жизни в одном доме и одном недоразумении с поцелуем — что это по сравнению с тринадцатью годами брака и двумя детьми. Так почему же ей куда хуже, чем после ухода Джоэла? Потому что Джоэл — это то, что прошло, а Винсент — то, что будет, как ей казалось. Будущее с Винсентом Ноланом? Нет, Бонни нужно к психотерапевту. Срочно.

Она может сказать, что Винсенту нужно было побыть одному. Можно речь прямо с этого и начать. Иногда нужно взять паузу и подумать, куда движется твоя жизнь. Это не будет полная ложь. Это правда. Он решил побыть один.

Бонни занимает последнее место на парковке для преподавателей. Пусть только попробуют эвакуировать ее машину. Она называет свое имя охраннику у входа и тут замечает за его спиной ангельского вида девочку в белом атласном платье. Девочка, увидев Бонни, подходит и протягивает ей алую розу.

— Меня зовут…

Имя девочки Бонни пропускает мимо ушей. Ее послали встретить Бонни и проводить в кабинет мистера Армстронга. Бонни принимают по высшему разряду. Она уже растеряна. Почему у нее нет дочки? Почему она не родила еще кого-нибудь? Вот был бы у нее малыш, который еще любит обниматься и целоваться. Ну почему это у Джоэла будет еще и болгарский ребенок?

Бонни и ее ангелическая спутница пробираются сквозь толпу ребят, которые нарочито громко шумят и гогочут — пытаются скрыть, как неловко себя чувствуют в шапочках и мантиях. Никогда еще Бонни не чувствовала себя такой одинокой. Были бы рядом Винсент, или Макс, или Дэнни…

Бонни пришла точно вовремя, так почему же Линда Грейбер и Дэвид Армстронг ждут ее в вестибюле, смотрят на вход, как матросы, ждущие, когда же покажется земля? Бонни издалека видит на их лицах отлично знакомое ей выражение — так ждут с нетерпением кого-то одного.

— Очень рад вас видеть!

Дэвид Армстронг целует ее в щеку, словно они старые знакомые. На самом деле они впервые поговорили, когда он позвонил, чтобы принудить ее сегодня выступить. Бонни знает, кто он, только потому, что видела его на родительских собраниях, где его основной задачей было продирижировать очередной порцией аплодисментов в честь учителей, которые так прекрасно делают свое дело. Армстронг напоминает Бонни ведущего из телевикторин пятидесятых — такой он подтянутый, аккуратный, в очках.

— Рад вас видеть, Бонни. Искренне рад!

— Добро пожаловать! — Линда Грейбер жмет Бонни руку. — Мы счастливы, что вы смогли прийти. Я восхищаюсь всем, что вы делаете, и уважаю вас за то, что вы продолжаете это делать. Многие за столько лет просто выдохлись бы.

Уж не намекает ли Линда на то, что долго на такой работе могут продержаться только мазохисты?

— То же самое можно сказать и о вашей работе.

Так интуитивно между Бонни и Линдой вмиг устанавливаются отношения родителя с учителем, не очень любящим твоего ребенка, — у Бонни они складывались так со многими учителями Дэнни. Она старается не пялиться на родинки на шее и груди Линды, на ее шаль в духе Фриды Кало — под стать забранным в пучок волосам на прямой пробор.

— Позвольте спросить, а где мистер Нолан? — Дэвид Армстронг, натянуто улыбаясь, смотрит через плечо Бонни — видимо, надеется, что это глупая шутка и Винсент вот-вот появится.

— Не знаю, — говорит она. — Честное слово, я не знаю, придет он или нет.