Джеймс Купер - Избранные сочинения в 6 томах. Том 6.

Какова бы ни была причина его радости, но едва лишь Уайлдер убедился, что «Каролина» мирно покачивается па якоре и что от него лично пока больше ничего не требуется, как он тотчас же стал искать предлога возобновить беседу, которая до того протекала несколько вяло и так часто прерывалась. Миссис Уиллис внимательно разглядывала соседнее судно, по-прежнему безмолвное и неподвижное, и отвела от него взгляд лишь тогда, когда молодой моряк подошел к ней совсем близко. Она заговорила первая.

— На том судне какая-то удивительная команда — ее не видно и не слышно! — воскликнула гувернантка, и в голосе ее прозвучало изумление.

— Его можно было бы принять за призрак, если бы они вообще существовали!

— О, это превосходно построенное и отлично оснащенное судно!

— Скажите, я ошиблась или действительно была опасность столкновения?

— Некоторая опасность этого действительно была, но сейчас все хорошо.

— За что мы должны быть благодарны вашему искусству. Вы так быстро и ловко вывели нас из опасного положения, что это как бы противоречит всем вашим же мрачным предсказаниям.

— Я отлично сознаю, что мое поведение могло показаться неблаговидным, но…

— … вы считали, что не грех потешиться над робостью трех легковерных женщин, — с улыбкой подхватила миссис Уиллис. — Ну вот, вы позабавились и теперь, пожалуй, даже пожалеете нас за то, что почитается природным несовершенством женского ума.

И гувернантка посмотрела на Джертред с таким выражением, будто хотела сказать, что жестоко было бы шутить над тревогой, которую испытывает столь юное и невинное существо. Взор Уайлдера тоже обратился к девушке, и он ответил с самым искренним желанием убедить собеседницу:

— Со всей честностью порядочного человека, сударыня, скажу вам, что продолжаю держаться того же мнения, какое уже выражал.

— Насчет ватервулингов и брам-стеньг?

— Нет, нет, — прервал ее молодой моряк со смехом и в то же время густо краснея, — дело, может быть, совсем не в этом. Но, повторяю, ни матери своей, ни жене, ни сестре я бы не позволил стать пассажиркой «Королевской Каролины».

— Ваши взгляд, голос и честное выражение лица странно противоречат вашим словам, молодой человек, и если ваша искренность внушает доверие, то речи ваши не дают даже тени основания для этого. Пожалуй, мне следовало бы стыдиться такой слабости, но должна сознаться, что мне как-то не по себе от загадочного спокойствия, которое как будто навеки снизошло на тот корабль. Может быть, это оттого, что судно невольничье? Но точно ли это работорговец?

— Во всяком случае, корабль очень красивый! — вскричала Джертред.

— Очень, — согласился Уайлдер.

— Там на одной рее все время сидит человек, словно завороженный своей работой, — продолжала миссис Уиллис, задумчиво подпирая рукой подбородок и не спуская глаз с работорговца. — За все то время, что нашим судам угрожало столкновение, этот матрос не бросил в нашу сторону даже беглого взгляда. Он похож на единственного живого человека в уснувшем городе, ибо насколько мы можем судить, около него нет ни единой человеческой души.

— Может быть, его товарищи спят, — заметила Джертред.

— Спят! В такой день и час моряки не спят! Скажите, мистер Уайлдер, вы, как моряк, должны это знать: разве у команды в обычае спать, когда другое судно находится так близко, что оба корабля, можно сказать, едва не касаются друг друга?

— Конечно, нет.

— Я так и думала. Ведь я не совсем невежда в делах, касающихся вашей смелой, доблестной и благородной профессии, — продолжала гувернантка. — Как вы думаете, если бы мы столкнулись с работорговцем, его команда отнеслась бы к этому столь же безразлично?

— Думаю, что нет.

— Во всем этом деланном спокойствии есть нечто наводящее на самые мрачные подозрения. После того как это судно пришло в порт, кто-нибудь из его команды сходил на берег?

— Да.

— Я слыхала, что летом вблизи побережья видели судно под фальшивым флагом и торговые суда подвергались нападению и грабежу, а пассажиры — насилию. Ходили такие слухи, что знаменитому Корсару надоело совершать свои злодеяния у испанских берегов и что в Карибском море недавно видели судно, которое, как можно предполагать, принадлежит этому отчаянному пирату!

Уайлдер не ответил. Глаза его, пристально, но почтительно смотревшие прямо в глаза собеседницы, опустились, и он, казалось, ждал новых расспросов. На минуту гувернантка задумалась. Потом выражение лица ее изменилось — видимо, возникшие у нее подозрения были слишком легковесны, чтобы развивать их без дальнейшего и более основательного подтверждения.

— Впрочем, ремесло работорговца само по себе достаточно дурно, а судно это, к сожалению, по всей видимости действительно невольничье, так что незачем приписывать ему что-либо еще более дурное. Но все же я хотела бы знать причину вашего странного убеждения, мистер Уайлдер!

— Я не могу дать ему лучшее объяснение, сударыня. Если моя манера выражаться вас не убедила, значит, мне не удалось осуществить свое намерение, но оно, во всяком случае, было вполне искренним.

— А ваше присутствие здесь не уменьшило риск?

— Уменьшило, но не свело на нет.

До сих пор Джертред слушала их безучастно, не вмешиваясь в разговор. Теперь же она порывисто и даже нетерпеливо повернулась к Уайлдеру и, покраснев, спросила его с улыбкой, которая могла бы вызвать на откровенность и более черствого человека:

— Вам запрещено сказать больше?

Молодой капитан помедлил — вероятно, не столько для того, чтобы выбрать подходящие слова, сколько желая подольше смотреть на дышащее чистосердечием лицо девушки. Его смуглое лицо тоже покраснело, а глаза заблестели от радости. Но тут он вспомнил, что слишком задержался с ответом, и произнес:

— Я убежден, что могу смело довериться вам.

— Не сомневайтесь, — ответила миссис Уиллис. — Мы вас не предадим ни в коем случае.

— Предадите! За себя, сударыня, я ничуть не беспокоюсь. Если вы подозреваете меня в этом, то вы ко мне несправедливы.

— Мы не подозреваем вас ни в чем недостойном, — поспешно вмешалась Джертред, — но… мы боимся за самих себя.

— Тогда я избавлю вас от тревоги хотя бы ценой…

Тут он услышал слова, с которыми один из его помощников обратился к другому и которые заставили его вновь обратить внимание на соседнее судно.

— На работорговце вдруг догадались, что он построев не для того, чтобы красоваться под стеклянным колпаком на диво бабам и ребятам! — прокричал первый помощник достаточно громко, чтобы его услышали на баке, где тот, к кому он обращался, был занят каким-то своим делом.

— Да, да, — раздался ответ. — Они увидели, что мы движемся, и вспомнили, что и им тоже пора отправляться. Вахта у них на борту — как солнце в Гренландии: полгода на палубе, полгода в кубрике [160].