Ольга Ш. - Вразнос

Свет выключили — наконец-то.

И вдруг ночью: «Простыл. Уши заложило, как после „Лондон-Джамбул“».

Зовет? Нет.

Делится.

Уууу… Какая нежность.

И это так нежно-физиологично, это настолько он! Это — как те фотографии его, писающего в каких-то горах, которые сделала девочка — Джейн. Карточка, которую я — спросила и взяла, а так бы все равно украла.

Жалко дитятко. Ууушки болят!

Потом — пишет, уже довольный: «Хорошенько высморкался — прошло».

Это — греет несколько месяцев. Прошли ушки.

И вдруг — однажды утром, неурочно, врезаясь в мой поскучневший процесс вставания — сумбурный СМС:

— Приезжай, я у друзей.

— Что там? — надеваю блузку и пиджак. Волосы шипят в щипцах.

— Я у друзей. Друг — мертв. В смысле — спит как мертв. Приезжай.

Я подъезжаю на такси. В квартире — срач. Сашечка — выкручен после ночной оргии.

Глазки — не более осмысленные, чем ряска на болоте. Ресницы, по-прежнему, — дюйм.

Ну, как наш мальчик? — А мальчик наш, судя по внешним признакам, почти исчез с лица земли.

Только тело смутно посылает сигналы. Хотя уже никому ничего не хочется. Так, по памяти. Ремень расстегнуть расхлябанной рукой.

Резко не хочется только одного: одиночества. Отталкивается от него, как вода от масла.

— Украли чемодан. С ключом от дома. И концертный костюм. Ботинки. Паспорт. Все. Поставил в машину — и исчезла. Знаю, так не бывает. Ключ — завтра. Вот — Славка дома…

Расхлябанная кукла с разваленным руками-ногами, щелкунчик — протягивает мне трубочку с хашем. Включает порнуху. Жесты небрежны, водянисты. Все — мутно. Пусто. Я не чувствую его. Тоскливый кошмар.

Порно, его похудевшее тельце на диване, неловкие пальцы, роющиеся в чужом компьютере… а над всем нависает глыба: мне все же надо на работу!

Вылечить — и поехать. Утомить, чтоб заснул — и уйти по холмам.

Клюет носом. Пора.

И, ковыляя по дороге (где я? как здесь поймать такси?):

— Роджер, все нормально, я буду в 12… Может, чуть позже. Да, врач сказал — все хорошо. Но дал лекарства, так что, может, я буду… слегка dizzy. (Сколько нужно, чтоб выветрились эти две трубочки? И чтоб прошла слабость в ногах от встречи в неурочный час?) Нет, мне лучше на работе, чем сидеть дома.

Там — спит он. Нежный, чужой. В пижамке. А может — его уже нет. Так, по памяти. Боже мой, сколько сил, сколько сил — на то, чтоб поддерживать этот огонь. А может, там нет ничего… Только какое-то скрипучее, надсадное дыхание. Сбитые бороздки, скачущая игла. И нечего вслушиваться в шипение — музыку давно убрали.

А вот сегодня все — черное.

— Почему. Твой муж. Сюда. Звонит?

Сашечка вскакивает и ходит по комнате, пошатываясь.

— Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, что я никому не даю телефон? Это что, заговор? Какое ты имела право? Что он, еще придет за тобой сюда? Да? Это твоя месть?

Отправляю ягодку винограда в рот: Макс позвонил — один раз! — когда совсем меня потерял. Я не отвечала на звонки, и он набрал Сашечкин номер. …Сашечка — взбеленился.

Макс — прибежит сюда? Начнет «выяснять отношения»? Что за глупость! Что за — непонимание! Да он все силы приложит, чтоб этот кусок жизни — оттолкнуть, как льдину от берега!

— Какой там заговор… Нет. О чем ты?

Что еще ему надо? Тут пространство заточено под него. На всех площадях — его статуя. Во всех свитках — легенды про него.

После ночи секса, пьяным, отбарабанить концерт?

Кто же, если не он! Кто спорит?

Что еще?

…Я, тем временем, каждое утро в 9 — на работу. И возвращаюсь в 4 ночи, и ледяное дыхание из комнаты Макса… Нет-нет, я не ною.

Меня кто-то зовет? Обрывает телефон? Нет, сама приползаю.

Так что же?

— Все хотят меня… Все хотят… Тела, денег… С утра разбудить, полезть — пожалуйста! На самолет растолкать — не дождешься! И деньги! Деньги — так и летят! Кто платит за выпивку? Алекс Айс! За кокс? Алекс Айс! Конечно, Сашечка — бездонный!

Да я же понимаааю! Я же — сочуууувствую!

За окном по мокрой пожарной лестнице прыгает сорока, и взгляд у сороки — мертвый.

…Надевает футболку, стоит посреди комнаты, черный и резкий.

Все его обирают и предают. Просто все. Я — первая на отбраковку.

Тихо поворачивается, опускает ресницы, тихо:

— Уходи!

Это громче любого крика и громче любого «вон!».

Дома — не лучше.

— Скандала хочешь? Я вполне в настроении!

Макс грозен. Глазки переключились на крайний режим ненависти. Меня зашкаливает от одного взгляда на эти две злобные точки.

Все падает в тартарары, ничего не жаль. Завтра? Нет никакого завтра. Есть только ненависть.

— Если ты сейчас не прекратишь, то я…

Демонстрация переходит в действие.

— Ну, что ты еще посеяла? Говори уж сразу!

Вещи начинают перемещаться с невиданной быстротой. Вещи, не предназначенные для полета.

— Ты у меня еще покидайся, покидайся! Я тоже умею кидаться!

…Конечно, мы умеем кидаться! И еще как! Прирожденный талант — плюс непрестанное повышение квалификации. У него вернее рука — но у меня больше энергии.

Чем мы только не кидались! Крикетными мячами (синяк на плече), бутылками из-под кока-колы (почти безопасно), лампами (выключенными, перегоревшими, горящими или перегорающими в полете), треногами для ночных съемок, вазами (с цветами, без цветов или букетами, еще в вазу не поставленными), кофейными столиками (одна штука, сломался на фиг, — к счастью, не долетев до меня), креслами (до сих пор горжусь — бросок был довольно прицельный!), мп3-плейерами, зарядниками для батареек, пригорошнями батареек, машинками для скручивания джойнтов, ремоутами от телевизора, к счастью, до самого телевизора дело не дошло… чашками, термосами, котлетами, блинами (с вареньем и без), банками с артишоками, бутылками бордо и, наконец, — фазанами, запеченными в винном соусе, с корицей и шафраном — вон, до сих пор на груди след от кости.

Происхождение некоторых вмятин на паркете трудно будет объяснить хозяину. И их форму. И глубину. И кучность.

Обычно достаточно пары брошенных предметов, чтобы на тебя обратили внимание. Поняли, что ты имеешь в виду. Удостоверились в серьезности намерений.

Или одного предмета, попавшего в цель (например — фазана с подливкой, расплывающейся по свежекупленному свитеру).

…Большинство вмятин появляются в субботу утром. Или в воскресенье вечером. Когда подсчитываются потери. Материальные и моральные. Когда я наконец вваливаюсь — вот она я, не ждали?

…Ждали, ждали — примерно с пятницы вечера!

— Ну, что еще посеяла? Колись!

Вмятина в полу.

Жирное пятно на свитере.

…Что я только не теряла! Мобильники, карточки, билеты, зонтики, сумки, куртки (свои и чужие), пуговицы от курток, кофты, лифчики, трусы, купальники, камеры, чехлы от камер, палатки (оставлена на фестивале, когда я поняла, что мне и самой-то затруднительно будет выбраться, не то что палатку тащить), помаду, джинсы и щипцы, оставленные у подружек (приеду — заберу), лифчики и колготки, забытые у мужиков (сами все возвращают — глаженое и стираное; маньяки!)… телефоны знакомых, друзей, работодателей, встречи, …доверие, хорошие отношения, дружбу (но сохранила — со значительно большим количеством людей, чем можно себе представить).