Ольга Ш. - Вразнос

Посредине сквера стоит медный Линкольн, растопырив ладони-лопаты. Шныряют прохожие, поправляют сумки, голосят по мобильникам.

Черный Алекс прыгает. Параллельно жизни города, заглушая ее — раздается первобытный Зов Любви.

Сашечка прилетел — вообще нездешний. Глазки яркие, и опять мальчишески-хулиганистый. Ни этих складок на лбу, ни тяжелого взгляда. Новый. Переписанный заново.

Смотрит на тебя глазками, и — ведет. Все-таки наш гадский, тяжелый северный город — тянет и высасывает силы. Смотрите-ка — там ведь пил, флиртовал, играл, а вид — как с курорта! Кокс со столика вдыхается со смаком, словно ребенок хрустит сочным яблоком!

Да тебя бы, брат, сейчас на плакат «Летайте нашими линиями!».

Стеклянная табличка, глупая такая, величиной с ладошку. Толстого стекла. «Победителю….» и дальше по-итальянски.

И эти 15 тысяч, которые я не видела. Но слышала о них.

И байки.

— Ну, она на меня смотрит, потом всех спрашивает: не могли бы вы мне все оставить телефоны. Ну, понятно. Потом звонит — нельзя ли встретиться, для частного интервью. Для частного, ага! А сама — действительно красивая. Без дураков!

(Пауза). Не хочется ему никого огорчать сейчас!

— …Но ничего не было!

И продолжает взахлеб:

— Утром говорю: давай тебе платье купим! Пойдем, выберешь!

(Ах, какой восторг это был, наверное, когда ему было 18, 20, как выглядело трогательно, мило, когда он, пацан пацаном, важно и весело предлагал: «пойдем платье купим» (на мои только что выигранные). Теперь уже слегка чуть-чуть не то. Но все еще очень.

Он окунулся там в какую-то купель, и вот — стоит тут, среди нас, сверкает. Свежий. И мы все — тоже хотим!

И потом, душевно так, удивляясь, как привезенную из поездки бабочку — выпускает в комнату слова этой незнакомой, иностранной, далекой (ревную ли я? Да, ревную — но мне она видится — прекрасной):

— Она мне сказала: «Ты такой легкий! Я бы так легко тебя могла использовать».

(Но пожалела. Не обидела мальчика! Спасибо ей!)

И так нежно удивляется — ее удивлению. Вглядывается в свое отражение. В комнате — далекий звон ее слов. И далекий запах юга. Чудесное слово — Италия.

Мы пьем. Как тут мы без него жили? Загнивали, право слово!

Мы тоже снимемся — и куда-нибудь полетим! Мы тоже будем легкими!

— Будем?

— Точно будем!

Посмотрели — а виновник торжества уже носом клюет.

А мы уже были готовы поверить, что ночь так и пойдет, так и разгонится в наше обычное буйство. Но надо и честь знать. Легенды легендами, а — живой человек. Железный, медный — а тоже умаялся. И линии не спасли.

Добираюсь до дома и счастливо засыпаю, подушку под голову, угол одеяла — под щеку.

Но тут мобильник прыгает — СМС: «Спать хочу — умираю. А вот азиаточку бы какую-нибудь ласковую сейчас — жизнь бы отдал! Посмотри телефончик местного эскорт-агентства, а, будь другом!»

— Не могу, — я нагребаю ногами одеяло, как скарабей. — Не могу. Сплю.

Я, по-честному, — сплю. Укладываюсь спать.

Слева — белый мишка: счастье, что он прилетел.

Справа — черный мишка: азиаточку ему!

Легкий такой человек. Легкий.

— Конечно, он хочет залезть ко мне в штаны, — говорит Настенька с милой ужимкой, ушко к плечику, мол — да, ну и что?

— Да ничего! Просто я всегда на стороне мужиков. Нечестно, и все. За нос водишь. Не за нос, а за… (Обрываю себя, вспоминаю Черный Новый год. Лучше — молчок об этом, тсс!)

Настенька дергает плечиком: если они хотят общаться — пусть. Она ничего не обещает.

Она ходит по квартире в халатике, не накрашенная, но лицо сложено в милую гримаску. Она наливает мне чай, медленно хлопочет, долго уговаривает поесть, и хотя я и не хочу — мне приятно… Я понимаю, о чем она. Сказка работает — вот так. И что же — каждому давать?

…Меня злит, когда она говорит «люблююю его» — но сама я ведусь на ее (всегда с одной интонацией) «я так скучаааю!».

Она говорит «я так соскуучилась!» — и я понимаю: нужно, просто необходимо ехать в Лондон.

Никак нельзя не ехать, а то взорвусь!

Она соскучилась — я должна быть там.

…Нет, все-таки некоторые люди — наваждение, морок!

И вот приезжаю. И пью чай, а скоро — собираться на парти.

— Еще чашечку?

Люблю ее маленькие ручки, смешные губы, все ее слабенькие, хрупкие ужимочки. Люблю, когда она наливает мне чай… Люблююю! И не могу с ней не спорить.

— Ну вот ты же Сашечку любишь?

— Ммм… Это все вы так считаете. Тут другое.

Она рада: поймала меня.

…Лююбит, лююбит, люблююю — и что? Какой прок?.. Все хорошо — пока хорошо, все хорошо — пока не потребовали, не бросили, не сломали. Все на ниточке висит! На честном слове, на случае… Нет, я тоже верю, что у нас — по двенадцати жизней!..

Возможно, что мы с тобой рождены именно для того, — чтоб порадоваться, погрустить, поплясать на вечеринках, присниться кому-нибудь пару раз, поводить по холмам — и сгинуть без следа.

Хорошо, ты, наверное, родишь ребенка. Как нестандартный творческий проект.

Не обижайся, я ж любя.

А давай, давай… Давай — выжмем эту сказку досуха? До конца, до когда уже нельзя — побудем ничьими и чудесными?.. Нам кажется, что сказки уже нет — но на самом деле еще немножко есть.

Нас уже везде знают как облупленных — но неужели есть кто-то, кто на самом деле может сказать слово поперек? Просто выйти и сказать — или хотя бы поморщиться: «Настенька? Знаем эту Настеньку!» Нет-нет, невозможно!

Ты выглядишь замечательно, поверь мне!

— Пора?

— Пора.

Стоим на пороге.

Закинутые, смешные.

— Давай только говорить друг другу, если… тушь размажется.

— Конечно!

— И утром?

— Особенно утром!

Мы знаем, что после шести ночи все выглядят — ужасно, ужасно, — особенно если тебе не пятнадцать… и не двадцать… давно… — но все же — может, немного волшебно?

Я спускаюсь по лестнице в магазин за хлебом, молоком, что-то к чаю и что-то еще… Потом вспомню.

Снаружи — обычный серый день, а возле дома, как обычно — настоящая аэротруба. Толкаю рукой дверь, ветер взвывает и прижимает дверь плечом.

Толкаю второй раз. Но тут в руке оживает мобильник.

Официальный голос, скороговоркой:

— Вам звонят из (неразборчиво).

— Простите?

— Вам звонят из (неразборчиво).

— Хорошо (они так десять раз будут повторять одно и то же, мы это уже проходили). В чем дело?

— Один из ваших партнеров ВИЧ-инфицирован. Он дал нам ваш телефон. Когда вам удобнее прийти и провериться? Наши часы приема… Это центр сексуального здоровья и заболеваний, передающихся половым путем, — голос выныривает из гула, и последние слова звучат отчетливо.

ВИЧ? Партнер? Инфицирован?.. Подождите. Сейчас достану ручку, запишу.