Ольга Ш. - Вразнос

…И что мне ее пресная трагичность — трагичность, когда в любой момент вы можетет поставить тумблер на «стоп»?

Страх и шок вымораживают сказки. Вымораживают саму ткань, основу, по которой мы вышивали. Не только настоящее — и прошлое тоже. Фразы становятся лишь фразами, отделенными от людей… Все, что было легкой шуткой, легким дождиком и светлыми лучами солнышка — вдруг распадается на куски.

Всю жизнь притворялась, что я — записная книжка, альбом, наблюдатель. Нечто в форме женщины. Меня вообще нет. Не надо на меня смотреть!

Ведь есть же — есть же столько по-настоящему интересных персонажей! Посмотрите на Макса — как он реален.

Посмотрите на Сашечку — это же фейерверк, шутиха!..

А я — так просто, антракт в перерыве между сном.

Вдруг, когда наступает страх, — альбом распадается на листочки. Нет тебя — и нет истории. А ведь врала-то, врала! «У них все нормально — и я — счастлива!» «Только бы, только бы, только бы!» Ну вот, считай — повезло. Никто не задет. У всех все нормально. У всех. Так что же? What’s the problem? Почему — чернота, почему — страх?

Неужели все-таки я — главная в моей жизни?

— А, приссала?

Смирись. Отныне будет только так. Раз в три месяца — анализ крови. Потом — результат. Когда число упадет до 350 — таблетки. И эффекты всякие там, побочные. А ты что думала? Вечно быть милой и пушистой? Истекая слизью, распаренная, как после бани, доверяясь всему миру, дуясь на весь мир, — а поутру лапкой умылась — и опять ясочка?

Зайку бросила хозяйка. Зайке вдули в кровь красивый вирус. У зайки вместо крови — говно.

Стены крашеные, халаты синие и зеленые. Медсестры весело смеются, врачи — добродушно-английски офисно, обыденно — болтают. Как дела? Как здоровье? Ах, вы в спортзал? Молодец! Не курите? А я вот не могу бросить. Нового бойфренда завели?…

Врачи — только стрелочники, что они могут предсказать? Никто ничего не знает, все индивидуально.

— Теперь ВИЧ — это не смертный приговор. Люди живут, заводят детей. Скорее всего, вы умрете от чего-нибудь еще.

Умру от чего-нибудь другого… Доктор, а отчего я буду жить? Я — мастер жить на последние минуточки, на краю ступеньки, на грани приличного возраста, но не так же — с дырой в груди и дерьмом вместо крови?

Чужое, чужое, роевое…

Чужие. Чужие. Не потому, что я больная, а вы — здоровые. Не потому, что на мне дорогое платье и серебряные браслеты, зато нет ни машины, ни дома, ни детей. Не потому, что я вчера танцевала до 5 утра.

Я привыкла дожимать досуха. Я привыкла жить на приступочке.

Но не на пожарище.

Это — новое умение.

Посмотрим, как ты тут сможешь приладить — розовые занавесочки.

Я (почти) могу вести (почти) нормальную жизнь?

Это мне говорит кособокая, рыхлолицая медсестра. Веселая. С местным акцентом.

Кому заманчива нормальная жизнь?

Благодетельствуете, принимая обратно в «нормальные»? Подаете руку? Я польщена.

Я киваю.

Раз в три месяца — проверки. Потом — таблетки. Я не хочу знать число. Скажите мне просто, когда начнется.

Да или нет.

Мое право.

И все в мире — стало про это. И вокруг — болезни, болезни… Газеты, телевизор… Словно люди стали в сто раз больше болеть. Обращаю внимание, примечаю, читаю. Неизлечимые болезни, возникающие неизвестно почему, срок жизни — год, два, при лечении — пять… Откуда возникло? Раньше ведь вроде — не было? Страшная, страшная разыгрывается лотерея. ВИЧ еще — не из самых плохих. Да, неизлечим… Но лет пятнадцать, двадцать… даже до тридцати — будет… А что же ты — до ста лет хотела? Все равно же нет!

И если кто-то неосторожно начинает пороть, что СПИД придумали, чтобы выбить фонды, чтобы всех запугать, что лучше бы — бросить исследования, и бросить все силы, например, на рак, который изучают-изучают — и все не победят…

Как я могу смотреть на этих людей?

Как я могу смотреть на тех, кто хочет меня убить?

Макс и Сашечка сидят за столом. За нашим столом. И кушают мою жареху.

Да ни в жисть бы не подумала!

Встретились передать что-то забытое у него, ерунду какую-то — он был со всей свитой, с Каролинкой — и свита рассосалась, осталась одна я.

Болтались-болтались-болтались — в дом зашли.

— Давай я зайду пописать?

Ну и:

— Водку буде… те?

— Да, давай… те.

— Красивое у вас серебро. Ух как!

— Да… серебро. У нас.

Забавно, но не как я ожидала. Разные. Космически разные. Разные до того, что друг друга — не видят.

Сашечка достает мобильник.

Хмурится, достает из кармана рулон денег и пересчитывает (я такого рулона давно не видела — if ever. Зачем вообще наличные?), отрывисто бросает:

— Да, есть… Ну, рублей двести-то у меня будет!

Он бежит по лезвию ножа, черный, резкий, пробежал через наш дом — и сейчас выбежит.

По неотложным, настоящим делам. А мы-то тут — сидим, вялыми серыми кульками.

Черный свитер Сашечки — и обширное блеклое пятно Максиной жилетки.

Макс скучно смотрит маленькими глазками: и это все? Он даже не позволяет себе иронии, даже не поднимает бровь. Просто — сереет в желтом свете комнаты и пережидает, пока это черное, шумное отсюда унесут.

— Красивые у вас часы.

— Старая «Омега».

— Дайте посмотреть. Продашь?

— Извини, самому нравятся.

(Макс сейчас уснет. Кто это? Тощий, черный, шумный и глаза таращит. Ей-богу — чертяка! Страшно! Ольга, конечно, не просто дура, а мегадура: нашла на кого запасть! Но сердцу не прикажешь.)

Но легче всего, конечно, мне, — дуре, невинной жертве, и вообще я писать хочу.

Сашечка смотрит на меня с жалостью:

— Почему ты все это разрешал? Ей… ходить… ко мне?

— Ну, я думал — возьмется за ум. Все же взрослый человек. (Это все? Теперь, наконец, уйдешь?)

Сашечка пытается не смотреть на Макса как на идиота. Это — взрослый человек? Это?

Я сижу на полу, играю в кубики и пускаю слюни. Все не так интересно, как я думала.

Тоже мне! Взрослые, умные мужчины! Ха! Макс просто не выспался, а Сашечка — искрит от кокса.

Макс верит в любовь. Я верю в развлечения, Сашечка верит в себя. Вот и все.

Я играла и проиграла, Сашечка играет и выигрывает.

А Макс — самый умный: он не играл — и у него «Омега».

…Сейчас Сашечка что-нибудь отчебучит. Знаю я его в таком состоянии!

И точно! Ухожу пописать — Сашечка поднимается с колен. Перед Максом.

— Понимаешь — я ничего не делал! Я просто разрешал ей приходить — как ты разрешал ей выскальзывать из дома. Взрослый же человек, действительно! Да, я видел, что она влюблена и что хочет меня. Но что скрывать — она же сексоголик! Ей все время хочется — и всех. Ну да, меня ей хотелось больше и чаще… Но взрослый же человек! Действительно!.. Добрая… Никому не верила… Каким я-то боком виноват? Каким боком я виноват, что она решила — нет запретов? Что можно просто сказать — мне вот это нравится — и буду ходить, и буду из дома убегать?… С негром… тьфу — с негром трахаться? Ну, мужик, ты ж меня понимаешь! Это уже вообще! Я-то тут при чем? Да, я знаю, что такое боль и ревность… О, я знаю, не буду отпираться, я не скажу, что это ерунда — сам прошел через ад. Но ты же не ревновал? Ты так — не ревновал?… Ну не могу я следить за всеми бабами, что рядом вьются! Не держи зла, мужик!