Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Папа, мы его сюда не пускаем! Он же грязный, у меня блохи будут! — испуганно сказала Полина. — Уйди, Борька, уйди!

Но пес уже привык быть в доме, а Кузьма рылся в шкафу, потом полез под стол, под кровать. Уходя, сказал Полине, стараясь контролировать гнев:

— Спи. Завтра с тобой обсудим. И это, не хныкай, ты уже большая.

Она не стала спорить.

Кузьма привык не спать. Это было обыденное состояние, в котором он жил ночи напролет. Он почувствовал что-то очень знакомое и понятное, когда обстоятельства вновь сложились так, что надо бодрствовать и ждать приближения врага. Через полчаса к нему поднялся дед, пытался уговорить лечь, но он холодно ответил, не поворачивая головы:

— Уходи. С тобой тоже завтра.

Петрович поворчал, но ушел. Кузьма замер под лунным лучом. Кожа его стала белой, зрачки черными, и он неподвижно сидел, наполовину спрятанный тенями комнаты, наполовину облитый полнолунием. Шумело море, колотилось сердце. Он слушал его, не спал. В осаде было так: часами сидишь, ждешь, высматриваешь врага. Конечно, под лучом сидеть нельзя. Но тут все-таки гражданка, и хотя Кузьма чувствовал себя как накануне боя, он понимал, что прятаться от пацана не надо. Он смотрел на дорогу и ждал. За ночь мимо проехало три машины, потом один раз, уже под утро, по отдаленной трассе прогрохотало что-то — видно, набитая фура; к семи утра машины зачастили.

Кузьма спал с открытыми глазами, но все слышал, запоминал, высчитывал, готовился встать, как только понадобится. Рука неподвижно пролежала на рукоятке пистолета. Он чувствовал, как кровь раз в несколько минут совершает обращение в его теле и вместе с ней ненависть путешествует от сердца к кончикам пальцев, откуда шепотом передает оружию единственное заклятие: «Убей».

Что ему нравилось в ночной службе особенно, во тьме не было никаких посторонних голосов. Никто не пытался остановить его: ни снаружи, ни изнутри. Наружным он всегда мог ответить, что увидел ползущего к позициям укра, а внутренние просто молчали. Днем они, бывало, мучили его: «Не стреляй, там могут быть дети», «Не кидай гранату — вдруг мирные» и тому подобное. Ночью все замолкало, и лишь слово «убей» разрядами тока управляло временем. Властное и спокойное — оно не кричало, но у него имелась цена.

Часов в восемь утра к дому подъехала машина. Вышел здоровый парень и отворил ворота. Он завел машину на пятачок в углу участка и долго ковырялся в багажнике, набирая что-то в огромную наплечную сумку. Кузьма видел не очень хорошо — мешали ветки и легкий туман. Он отметил, что у парня крепкие накачанные руки и ноги, нет пуза, но грудь пока мальчишеская, неразвитая. Одет он был по-простому, в белую майку и синие, пожившие свое джинсы, на ногах рваные кроссовки. Лица было не разглядеть издали.

Борька проснулся, выглянул в окно и радостно гавкнул. Хотя парень не обернулся, продолжив копаться в багажнике, Кузьма схватил пса за загривок, притянул к себе и громко прошептал.

— Так, Борян, сейчас не испорти мне тут. Команды помнишь?

Пес испуганно заскулил, когда Кузьма схватил его за шкуру.

— Помнишь? Умри! Ну?

Пес не сразу понял.

— Умер, Борька, умер! — шипел Кузьма.

Тут пес вспомнил и повалился на бок, вопросительно глядя на хозяина.

— Молодца. Так и лежи.

Пес скулил, но больше не гавкал и не вставал, хотя видно было, что ему смертельно хочется полаять для приехавшего.

— Сука, пса моего приручил, — пробурчал Кузьма, продолжая на всякий случай держать одну руку на Борькином брюхе.

Наконец Максим захлопнул багажник, зашагал к дому. Кузьма изучил его походку. Обычный парень. Может быть, он бы ему даже понравился, кабы не эта история с Полиной. Таких пацанов было немало во время осады: пошедшие на контракт после срочки ребята со всей страны. Лицо простое, немного суровое от ранней усталости, но светлое, открытое, даже, пожалуй, чем-то парень был похож на самого Кузьму.

— Ладно. Лежи тут.

Кузьма выбрался из чердачного окна, оттуда слез на крышу первого этажа и встал в полный рост. Парень не сразу заметил его, но когда заметил, остановился.

— Здравствуйте, — сказал он, подтягивая ремень сумки.

Не ответив, Кузьма спрыгнул на землю и приблизился.

— Ну здарова, коль не шутишь. Чей это ты?

— А Роман Петрович не рассказал?

— Ты мне тут не Роман Петровича вспоминай, а на вопрос отвечай.

— Я ничей.

Установилась тишина. У парня были маленькие васильковые глаза, выгоревшие белые брови, щеки покрыты оспинами, сухие прямые волосы песочного, почти белого цвета. Ощущалось, что в нем дышит молодая, легко доставшаяся сила. Но на подобное Кузьма насмотрелся немало — он знал, что и такая сила побеждается, убивается легко.

— Ты ж не с Края?

— Не, я с Кутаиса.

— Далече забрался. А из семьи-то какой? Или сирота?

— Пенкин моя фамилия. — Парень скинул сумку и подвигал уставшим плечом. — Сейчас сирота. Папа уехал в добровольцы, мать умерла.

— Прямо как у Полинки моей, получается, — Кузьма удивился.

— Ну да.

— Ты мне не «нудакай».

— Не понял? — Парень нахмурился. — Вы же Кузьма Антонович, так?

— Так-то так, а вот кто ты и какого черта на моей земле делаешь, я не знаю.

— А, я понял, — сказал парень и замолчал.

— Ничего ты не понял. Так где твой отец?

— Как где? Погиб.

— Понятно. В каком батальоне был, знаешь?

— В этих, — парень поморщил лоб и почесал голову, — в «Вихре», что ли, как-то так называлось.

— Был такой «Вихрь», знал оттуда ребят, — согласился Кузьма, силясь вспомнить фамилию «Пенкин», но безуспешно. — Короче, так. Что ты с моей дочкой устраиваешь?

— Устраиваю? Ничего.

— А что краснеешь? — Кузьма почувствовал, как гнев охватывает его.

— Не краснею я! — Парень впервые отвел взгляд, чем еще больше разозлил хозяина.

— Папа, перестань! — услышал он.

— А ну ушли!

На пороге стоял Петрович, рядом жалась Полина.

— Ушли быстро, я сказал!

Полина попятилась в дом, тесть остался на месте.

— Кузьма, он наш. Перестань уже.

— Мы толкуем, не видишь? Потолкуем и придем, — с трудом пряча ярость, сказал Кузьма. — Идите завтрак готовьте и кофе. Я не спал всю ночь. Ждал вот Максимку, хотел познакомиться. Мы же просто говорим, так? — Он повернулся к парню. — Чего кулачонки-то сжал свои? Просто же говорим, так? Ну, скажи им.

— Просто говорим, — угрюмо повторил Максим после паузы. — Полина, сделай мне тоже кофе, пожалуйста.

Девочка постояла еще пару секунд, потом исчезла в доме. Петрович не двинулся с места, но Кузьма не стал обращать на него внимания.

— Ну, будем знакомы, — процедил он и протянул парню лапу для рукопожатия. Тот ответил. Кузьма сдавил ладонь Максима, но несильно. Тот никак не отреагировал.

— В общем, так. Сюда больше не ходишь, понятно? Дом у тебя есть? Вот там и живи. Когда подрастет, то, если надумаешь свататься, приходи. А жить у меня тут не надо.