Борис Лурье - Дом Аниты

Обеим в нос ударяет вонь. Мисс Поланитцер бросает один-единственный взгляд на источник запаха, и на ее лице отражается ужас. Она пятится, разворачивается и убегает, путаясь в золотых цепочках, ретируется в кабинет Аниты и спасается в своем шкафу.

Но Госпожа Анита — крепкий орешек. Она ступает в Антре, зажав нос, но широко открыв глаза. Так широко, что кажется, будто она напугана. Тем не менее, ведет она себя по-прежнему властно.

— Ну и вонища! Как можно настолько опуститься и так вонять? Бобби, отведи их в ванную для прислуги и продезинфицируй {144} 144 Охранники постоянно ругали узников лагерей за дурной запах, подтверждавший недочеловеческий статус последних, хотя у них не было ни мыла, ни горячей воды. Вновь прибывших первым делом «дезинфицировали»: порой действительно для того, чтобы истребить вшей и паразитов, а порой лишь в качестве предлога — чтобы загнать их в «душевые» и отравить газом. . Вымой и отдрай карболкой! Разбуди остальных слуг, этих дармоедов, пусть тебе помогут!

Похоже, к Аните вернулось суровое офицерское самообладание, хотя ее полные обнаженные груди дрожат в тревоге.

— Но, Госпожа, с вашего любезного позволения… — Я взял себя в руки. Стою в позе: прямой, как струна, ладони на заднице. — Этот запах никуда не денется, сколько ни поливай и ни скреби этих людей. Его не смыть, моя Госпожа. Он останется с ними на веки вечные… Но если вы снисходительно измените свое отношение к этим людям (при всем уважении, моя Госпожа), их запах покажется вам райским эликсиром!

— Что за идиотская, старозаветная, романтическая чушь?! — восклицает в ответ Госпожа Анита. — Долой эту дилетантскую бесхребетность! — Ее красивые груди раскачиваются, как церковные колокола {145} 145 Лурье вычеркнул здесь смешанную метафору: груди также сравнивались с «яичками — такими прозрачными, что внутри видна новая жизнь». . — Эти пережитки прошлого нужно отправить туда, где им место, — в современном Искусстве, но не в Жизни. Я не допущу скатывания в Средневековье!

Речь ее обрывается: Анита вынуждена прикрыть рот и нос обеими руками. Поэтому юбка падает, и Анита остается в чем мать родила.

Как она прекрасна в своей невинной наготе! Я никогда не видел свою Госпожу такой беззащитной и женственной. Она похожа на греческую статую, высеченную из жемчужно-белого мрамора {146} 146 Хотя Анита проводит «отбор» (по прибытии узников в концлагерь офицеры СС и врачи решали, кого оставить в живых, а кто должен умереть) и поносит мертвецов, Бобби все равно считает ее совершенной. .

— Помнишь, Бобби, как благотворно пахла мужская скульптура у меня в шкафу? Она до сих пор не завонялась.

С улицы доносится артиллерийская стрельба — среди пулеметных очередей слышатся даже пушечные залпы.

— Эти люди — желанные гости, Бобби. Они сокровища Искусства. Вскоре у них не будет ни малейшего запаха, кроме музейного.

Она тараторит приказания:

— Всех расселить по шкафам. Девушка может остаться с ребенком. Солдат — с бабушкой: она старая и неопрятная. Обязательно проследить за тем, чтобы женщина средних лет жила одна. Ее все время запирать на засов {147} 147 Женщина, чьим «прототипом», возможно, была мать Лурье, должна сидеть в одиночной камере. Таково желание автора: держать ее отдельно, оградить от всеобщей деградации… и, возможно, сохранить ей жизнь. . Разойдись!

После этого Анита поднимает с пола юбку и стремглав выбегает, плотно прикрывая рот и зажимая нос.

Разбудив Фрица и Ганса и передав им распоряжения Аниты, я направляюсь в душ. Надо тщательно смыть с себя все следы запаха странников.

Поразительно, насколько я пропитался этим смрадом. Несколько раз помылся — и все равно замечаю на себе вонь.

Если она не выветрится, что скажет Анита?

Возможно, отправит меня в шкаф к девушке с ребенком.

Смотрю на себя в зеркало. Удивительно: я выгляжу намного веселее обычного. Сегодня можно даже не бриться.

Вот только между бровями появилось коричневато-красное пятно. Размером с полдоллара. Я тычу вмятину пальцем. Кость под кожей рассыпалась в порошок, я давлю сильнее и нащупываю свои мозги — вязкие, но целехонькие.

Не больно ни капельки. Я уверен, рана скоро зарастет.

Из каморок, где разместили семью из Румбулы, негромко доносятся еврейские и русские песни.

Стучусь в кабинет Аниты:

— Ничего не желаете, барышни?

Ко мне бросается мисс Поланитцер:

— Да-да-да, тебя! Я просто млею от твоей бычьей фигуры! Меня прет от твоего коровьего взгляда. С тобой я так расслабляюсь… Знаешь, Анита, у меня в кухне на стенах всегда висели шелкографии с коровами {148} 148 Аллюзия на серию обоев с коровами Энди Уорхола. . Когда надоедали, я их меняла. Можно мне портрет этого раба? Пусть он стоит на четвереньках и жует траву.

Когда обо мне так говорят, по спине бегут мурашки. Подобные беседы меня возбуждают. Сначала сердце трепещет от страха. Затем я твердею, как камень, всем телом, хотя, признаться, кое-где оно уже обвисает.

— Послушай, — глумится надо мной мисс Поланитцер, — ты у нас коровка или бычок? Или ты вообще никто? Небось, у тебя и не встает уже? Можно взглянуть?

Но тут ход ее мыслей внезапно меняется:

— Извини, Анита, мне нужно позвонить.

Она хватает сумочку и в ней роется. Похоже, та набита кучей всяких вещей: денежные купюры, губная помада, тени для глаз, леденцы от кашля, письма, связки ключей, запасные золотые кольца и ожерелья, всевозможные зеркала, корешки старых театральных билетов, шариковые ручки и даже колготки. Мисс Поланитцер достает большую декоративную булавку — такую длинную, что не пришпилишь бабочку, и такую кривую, что не проткнешь извивающуюся змею.

Наконец мисс Поланитцер находит записную книжку, отыскивает номер и телефонирует:

— Сегодня не могу. Позвоню позже.

И вешает трубку.

Она поворачивается к Аните:

— Обними меня, мамуля!

Анита нежно ее обнимает. Они такие разные, но прекрасно друг дружку дополняют. Еврейка подносит полную руку моей Госпожи к своим твердым накрашенным губам и удовлетворенно посасывает.

И вновь капризная перемена настроения:

— Отдашь мне теперь Объект Джуди? Я всегда буду с тобой, обещаю. Давай я ее упакую и отправлю на хранение. Тогда я полностью расслаблюсь… Честно. Ну пожалуйста! Порадуй меня.

— Нет, дорогуша, не сейчас. Джуди нужно как следует подготовить и промыть ей мозги перед отъездом из Учреждения.

Я понимаю, что об исчезновении Объекта Джуди моей Госпоже известно.

Лицо мисс Поланитцер искажается от ярости. Она трепыхается, вырываясь из объятий Аниты:

— Нет-нет! Я хочу прямо сейчас!

Госпожа Анита настаивает: