Элис Макдермот - Девятый час [litres]

Салли тихонько обошла кругом кровать, которую сестра Аквина аккуратно застелила и заправила, и узкий сундук с приданым в изножье. Проходя, она остановилась, чтобы на несколько дюймов приподнять его крышку (оттуда пахнуло кедром, вспыхнули белым свернутые простыни), и снова ее опустила, услышав, что миссис Костелло зашевелилась.

Она приблизилась к туалетному столику. Две куклы с фарфоровыми лицами повалились одна на другую. На них были одинаковые платья – с длинными рукавами и пышными юбками, с пожелтевшим кружевом по вороту и на манжетах, выцветшая ткань продернута еле заметной яркой ниткой, у одной – голубой, у другой – малиновой. У куклы в малиновом платье один глаз запал. Фарфоровые лица у обеих были испорчены, пошли мелкими трещинками. Взяв малиновую, Салли с удивлением обнаружила, что руки и ноги у нее утяжелены песком или опилками.

В бесформенности куклы было что-то роднившее ее с самой миссис Костелло.

Салли, которая совсем недавно сама была девочкой, пришло в голову, что хватит малейшего полета фантазии, чтобы оживить куклу. Бедняжка: она так мило улыбается, ей так одиноко с сестрой на полке. Но некое отвращение – к возрасту куклы, к ее вдавленному глазу – заставило Салли воспротивиться детскому импульсу оживить игрушку, проявить к ней сочувствие.

– Положи на место, – велела миссис Костелло. Ее голос, несколько капризный, звучал натужно от мокроты. – Она не твоя.

Салли вернула куклу на туалетный столик.

– Наверное, вы с ней играли. – Она подошла к миссис Костелло. – Когда были маленькой.

Миссис Костелло силилась сбросить халат – дергала за отвороты, скребла фланельку на груди.

– Мне жарко, – сказала она. – Сними это с меня.

Салли остановила ее руку. За многие недели, проведенные с миссис Костелло, монахини научили девушку, что больную так же легко отвлечь, как ребенка.

– У вас очень красивые куклы. – С этими словами Салли отвела руку миссис Костелло от халата. Против воли она подмечала ненужные детали: тонкий ободок обручального кольца, птичьи косточки бледных пальцев и рук, плоскую узкую грудь под толстым халатом и сильно пропитанной маслом фланелькой.

Миссис Костелло подняла глаза на Салли. Мельчайшие сосуды, гнавшие кровь к ее векам, проступали на них ярко-красным узором.

– Они моей матери, – тихо произнесла она. – Это она мне их подарила.

– Ваша мама еще жива? – спросила Салли, поймав себя на том, что подражает голосу разбитной толстухи из поезда. Подражает ее фальшивой утонченности. А с виду и мухи не обидит. Некоторые лишь кажутся невинными и искренними, а на деле лгут и изворачиваются. Она покраснела – так стыдно ей стало от собственной фальши.

Миссис Костелло покачала головой.

– Ревматическая лихорадка, – сказала она. – Я тоже ею переболела, но мать от нее умерла. Мне было всего тринадцать.

– Мне очень жаль, – откликнулась Салли.

– После болезни, – жалобно продолжала миссис Костелло, – я уже не могла ходить в школу. Однако не могла и усидеть на месте. Все время двигалась. Пляска святого Витта. Отец так от этого уставал, что привязывал меня к стулу. – Она захныкала. – А что еще бедняге оставалось?

– И больше вы в школу не вернулись? – спросила Салли.

– Я не могла усидеть на месте, – раздраженно бросила миссис Костелло, зная, что повторяется, и думая, что Салли невнимательно слушала. – Даже монахини не могли заставить меня сидеть спокойно. Я все ходила и ходила, пока соседи не начинали барабанить в потолок.

Тут она снова схватилась за отвороты халата, и Салли опять отвела ее руку.

– Что толку? – Миссис Костелло отвлеклась от борьбы и пустым взглядом уставилась за окно. Она поерзала в кресле. – У меня боли, – сказала она негромко, уставившись прямо перед собой. – Меня мучает боль.

Салли ответила, как ответила бы на ее месте любая монахиня:

– Знаю.

Это были привычные пароль и отзыв. Ничего больше нельзя сделать, говорили ей сестры. Ничем не помочь против воображаемой боли, ничем не помочь женщине, повредившейся рассудком, женщине, которая решила лечь и не вставать.

– Но вы же потом поправились, – напомнила Салли, стремясь ее отвлечь. – Вы излечились от пляски святого Витта. Вы вышли замуж.

Миссис Костелло, казалось, об этом задумалась, потом кивнула, будто ей требовалось некоторое усилие для этого воспоминания.

– Верно. Я поправилась. Я вышла замуж за молочника. Он постучал к нам в дверь, и мой отец сказал: «Всего тебе с ней доброго».

Миссис Костелло почти улыбнулась. Утром сестра Аквина аккуратно расчесала ей волосы, разделив на пробор, и заплела в две тугие косы, которые лежали сейчас на плечах коричневого халата. Из-за кос она напоминала юную девушку – в ней еще оставались следы хрупкой красоты.

– Мы поженились восьмого декабря. – Она закашлялась. – В церкви святых Петра и Павла.

Тут она закашлялась с еще большей силой, так что затряслось кресло. Салли положила руку на колесо, чтобы кресло не покатилось с места.

– День был очень холодный, – сказала миссис Костелло, кашляя при каждом слове. – Я была очень счастлива.

Когда приступ миновал, больная обмякла, а ее руки и ноги словно налились тяжестью. Она опустила подбородок, уронила руки по бокам и, расширив глаза, устремила пустой взгляд на худые колени.

Салли видела, как некоторые монахини, кому не хватало терпения, когда такое случалось, хлопали миссис Костелло по рукам. Кое-то тряс ее за плечо и окликал по имени.

– Бросайте вы свои глупости! – кричала сестра Люси.

И миссис Костелло всегда быстро приходила в себя. Возможно, это доказывало, что ее приступы – сплошная симуляция.

Но сегодня Салли ждала молча, немного напуганная, а еще ей было любопытно, насколько долго может продлиться подобная безучастность. Как выяснилось, пару минут, хотя это и были долгие, тихие минуты, заполненные только шипением батареи, звуками проезжавших по улице машин и слабым воркованием голубя за окном. Миссис Костелло медленно подняла голову, ее взгляд снова сфокусировался.

– Все меня бросили, – произнесла она. – Осталась я одна-одинешенька.

Из носу у нее пузырями выделялась слизь.

– Давайте принесу вам платок, – вполголоса предложила Салли.

Подойдя к туалетному столику, она достала чистый носовой платок мистера Костелло, выглаженный сестрой Иллюминатой. Она поднесла его к носу миссис Костелло, а другую руку положила ей на затылок, как когда-то делала ее мама, и сказала:

– Сморкайтесь.

Миссис Костелло высморкалась в ткань, совсем по-детски обеими руками вцепившись в запястье Салли. Носовой платок заполнился теплой мокротой. Салли вытерла нос женщины и свернула ткань. В уголке были вышиты инициалы мистера Костелло. Вышиты аккуратными стежками ее мамы.