Элис Макдермот - Девятый час [litres]

– Своего рода епитимья, – продолжала сестра. – Способ добыть некую индульгенцию. Для ее души.

Над головой у них послышался шум шагов выходивших из часовни сестер. Сегодня лишь немногие монахини возвратились к мессе в монастырь, большинство остались с больными, учитывая, сколько их сейчас стало в округе.

– Возможно, мы сумеем найти какую-нибудь несчастную, которой ты могла бы помогать. Например, старую женщину, которая будет рада твоему обществу. Или молодую мать, которой нужно помочь с детьми. Мы можем спросить у сестер. Мы найдем для тебя угодное Богу занятие. Ты могла бы делать добрые дела. Ради своей матери. Ты могла бы это предложить. Для спасения ее души.

Сестра Иллюмината услышала на подвальной лестнице легкую поступь сестры Жанны. Салли прижалась щекой к широким коленям монахини.

– Она этого не сделает, – сказала она. И сестра услышала в голосе девушки решимость самой Энни. – Она не исправится. Она называет его «милый».

– Мы найдем для тебя угодное Богу занятие, – повторила сестра Иллюмината на сей раз громче, надеясь, что ее услышит сестра Жанна, хотя и понимала, сколько тщеславия в этой их давней, глупой борьбе за привязанность девочки. – Молитва и добрые дела, несомненно, подвигнут Господа нашего подарить тебе то, о чем ты просишь.

Салли снова подняла голову. Сестра Иллюмината с удивлением увидела, что в ее глазах нет слез – только тень чего-то, что, когда она была совсем маленькой, предвещало проказы.

– Миссис Костелло, – шепнула Салли и продолжила громко: – Сестра Люси считает ее симулянткой, а я нет. Я могла бы сидеть с ней, когда она совсем одна. Она не любит быть одна. – Девушка приподняла светлые брови, в глазах у нее заплясали озорные искорки. – Я могла бы сидеть с миссис Костелло, пока ее мужа нет дома. Что на это сказала бы моя мать?

Сестра Иллюмината уже собиралась запротестовать (сама эта идея сбивала ее с толку и расстраивала в одно и то же время), но, подняв глаза, увидела, что через перила перегнулась сестра Жанна. В ярком солнечном свете под конец дня сестра Жанна казалась лишь силуэтом, прижавшим руку к сердцу. Сестра Иллюмината обняла одной рукой Салли за плечи, а другой коснулась мягких волос девушки. Грешно вот так соперничать с Жанной – в этом грехе сестра Иллюмината никогда не смогла бы сознаться на исповеди, не смогла бы даже его сформулировать. Потребность занимать особое место в сердце девочки, чтобы это смертное и растерянное дитя любило ее сильнее всех прочих в монастыре! – эту потребность она даже себе не могла объяснить. Голод.

– Прекрасная мысль, – сказала сестра Иллюмината.

Прачечная «Отеля святого Франциска» и в подметки не годилась темным владениям знающей свое дело сестры Иллюминаты в монастырском подвале, но она все равно притягивала Салли. Девушка старалась очутиться поблизости днем, когда приходила в отель, и вечером под конец дня, лишь бы почувствовать запах пара и посмотреть на шумную суету работников – по большей части мужчин-китайцев, которые, на миг подняв на нее глаза, пока она брела мимо, тут же отводили взгляды.

Она придумала жестокую и точную пародию на их споры и разыграла в лицах перед сестрой Иллюминатой. Монахиню это не позабавило.

– Держись от этих мужчин подальше, – велела она. – Такие и ножом пырнуть могут.

Мистер Тирни нашел Салли работу в чайной, где она три дня в неделю, с двух до шести вечера, помогала подавать. Это было лучшее, что он пока мог ей подобрать. Она надевала красивое серое форменное платье, белый передник, сетку для волос под чепец и закрытые черные туфли, и этот наряд, выданный ей в подвальной раздевалке, где собирались и переодевались сотрудники, сразу сказал ей все, что ей требовалось знать о правилах поведения наверху. Она быстро учится, обронила старшая смены. Чудесная девушка.

По утрам Салли ждала на ступеньках дома миссис Костелло.

Когда приходила монахиня, девушка поднималась следом за ней вверх по лестнице и хлопотала в аккуратной, скудно обставленной квартире, а когда сестра заканчивала работу, составляла компанию миссис Костелло в одинокие часы позднего утра и раннего полудня, часы, наполнявшие ее бесконечным ужасом.

Часы, в которые миссис Костелло болтала, перескакивая с одного на другое, а иногда бранила ее, время от времени забываясь сном в своем кресле у окна.

В такие дни, пока миссис Костелло дремала в тишине, неизменно следовавшей за деловитым снованием сестер, маленькая квартирка наполнялась странным светом – цвета желчи. На чем бы ни останавливался взгляд Салли, всегда что-то бросало ее в дрожь. Расческа мистера Костелло на туалетном столике, в которой запутался тусклый черный волос. Скверно связанная салфетка на бюро, которую миссис Костелло смастерила по настоянию сестер, чтобы занять праздные руки. Свадебная фотография. Черный свернутый носок, забытый под тумбочкой, – лежит ли парный к нему под кроватью ее матери? Мужские трусы, кальсоны (пока миссис Костелло спала, Салли открывала шкафы и ящики) и носовые платки, сложенные аккуратными стопками, среди них – потертый молитвенник. Сам туалетный столик был покрыт темным лаком, почти под черное дерево, но внутри каждый ящик был светлым, поразительно светлым (как нагота, от которой следует отводить взгляд), и источал аромат свежераспиленного дерева. Аккуратно сложенные ночные рубашки, чулки и нижнее белье миссис Костелло. Свидетельство о браке в коричневом конверте. Они женаты почти двадцать лет. Свидетельство о крещении миссис Костелло в приходе святого Карла. Ей было сорок два года. Документы на участок на кладбище Святого креста в Бруклине. Много раз сложенный листок с золотой печатью (вроде важной бумаги из классной комнаты в школе), где говорилось, что мистер Костелло является гражданином Соединенных Штатов.

В небольшом шкафу висели мужские рубашки и брюки. Рядом – немногочисленные платья миссис Костелло. На полке над вешалками – две ее фетровые шляпы рядом с его соломенным канотье и мягкой фетровой шляпой – еще одно доказательство (если в них была необходимость), что эти двое – муж и жена.

Белая куртка молочника мистера Костелло (Салли видела ее однажды на крючке за дверью спальни матери), плечи у нее обвисли, воротник вздернулся, точно сам владелец куртки от нее отвернулся, пристыженно понурив голову.

Представления Салли о физических отношениях между мужчиной и женщиной в те дни были смутными, укладывались в поспешно произнесенные слова, когда мать рассказала то, «что ей нужно знать». К этому примешивались слова, произносимые кое-какими девочками в школе и выкрикиваемые на улице невоспитанными мальчишками. Член. Зад. Булочки. Там, внизу. Извивающийся мизинец женщины из поезда.