Элис Макдермот - Девятый час [litres]

Но как-то она проснулась рано утром в своей кровати в доме Тирни. Звуки обычной утренней безумной суеты эхом доносились сквозь стены. Топот ног по лестнице, мистер Тирни барабанит в дверь ванной. Девочки жалуются, что им тоже туда надо. Обычный припев: «Можно я надену твой… Можно мне одолжить твой…» – на четыре голоса. И Патрик зовет Тома, а миссис Тирни – близняшек. Мистер Тирни красивым баритоном напевает мотивчик без слов, проходя по коридору мимо двери Салли. Свисток чайника и шипенье жарящегося на сковородке бекона. Подгорающий тост. На нее нахлынуло воспоминание о том, как она уловила похожий запах в квартире матери, когда нежданно переступила порог и поверила, глупо, ошеломленно, но искренне поверила, что в ее отсутствие вернулся отец, вернулся, чтобы вернуть счастье матери, ее яркий смех, ее жизнь. Чтобы она не была совершенно одна.

Салли понимала, что план нелепый, когда поднималась утром с кровати и одевалась в холодной комнате, а потом солгала миссис Тирни, что пойдет в монастырь повидаться с матерью. Сама ложь, произнесенная вслух, на шаг приблизила ее к осуществлению нелепого, ужасного плана. Она произнесла эту ложь, вышла из дома, и внезапно из полета воображения ее задумка переместилась в область возможного. Возможно, она и правда способна что-то совершить, чего-то добиться: спасти жизнь матери тут, на земле, и там, на небе.

«Пойду в монастырь повидаться с матерью», – солгала она без заминки и вышла из дома, а потом поднялась в квартиру миссис Костелло. Толкнула дверь и вошла. Солидная пригоршня квасцов в надушенном носовом платке.

И вот она здесь – один на один со своим планом у кровати миссис Костелло.

Зачерпнув ложкой чай, Салли медленно поднесла ее к губам больной. Миссис Костелло послушно глотнула, сомкнула губы. А потом покачала головой. Она кашлянула, вложив в это проявление слабости всю свою силу, и сказала:

– Хватит.

– Еще пару ложек, – попросила Салли.

Она чувствовала, что как на щеках у нее выступает лихорадочный румянец, как из-под воротника к лицу поднимается неестественное тепло. Миссис Костелло вяло проглотила еще ложку. Губы у нее были сухие и тонкие. Над верхней пробивались светлые волоски. Кости подбородка и скул проступали под кожей. Она была худой и бледной, и ее тело почти исчезло. Ее самой тут почти не было. Точно в комнате совсем пусто: груди нет, узкие бедра, и только одна здоровая нога под простыней и покрывалом. А ведь столькому мешает…

Салли зачерпнула смесь со дна чашки.

В спальню вернулась сестра Жанна. Она тоже держала в руках чайную чашку и ложку.

– Если бы вы чуть-чуть поели, миссис Костелло… – начала она, подходя к кровати. – Может, немного яблочного пюре?

Миссис Костелло все еще кашляла, но уже изящно, слабо и жалобно отнекивалась. Она опять откинулась на подушки.

– Посторонись-ка, милая, – сказала сестра Жанна Салли и втиснулась между ней и больной.

Отвернувшись к туалетному столику, Салли мельком увидела собственное отражение в зеркале. Она выглядела бледной и взъерошенной, с дикими глазами – такая нелепая. Было что-то безумное в том, как она прижимала к груди хрупкую чашку и блюдце. Что-то безумное в самой идее: заткнуть женщине горло. Остановить ее дыхание. Положить конец ее бесполезной жизни, ставшей бременем для всех, – лишь бы получить то, чего она жаждет для матери, которую любит больше всего на свете.

Салли посмотрела на молодые лица на свадебной фотографии.

Две здоровых ноги миссис Костелло в атласных туфлях под кружевным подолом платья. Черные волосы мистера Костелло, густые и волнистые, блестят от помады.

Разве они тоже не смотрят из прошлого диким взглядом?

Миссис Костелло снова закашлялась. Салли оглянулась на нее, и вдруг – за то время, что понадобилось ей на разворот телом, кашель больной словно перешел в другой регистр. До начала приступа она успела сползти с подушек, и теперь спина у нее вдруг выгнулась, а голова запрокинулась. Она силилась поднять голову с подушки, как пловец, выныривающий на поверхность. На щеках и на шее у нее проступили красные пятна – неровные и хаотичные, как щербины на битой посуде. Миссис Костелло прижала ладони к матрасу, точно хотела подняться, потом кашель совершенно ее одолел. В такт ему билась под простыней культя. Салли двинулась к больной и почувствовала, как, плеснув через край, чай намочил ей блузку. Она резко повернулась поставить чайную чашку, а когда развернулась снова, то наткнулась на темную спину сестры Жанны. Монахиня отступила от кровати, хотя ее белый крахмальный чепец все еще склонялся к миссис Костелло. В руках она по-прежнему держала чашку с яблочным пюре и ложку. Кашель калеки еще раз изменился: теперь это было не выталкивание воздуха, а втягивание его – глубокое и мучительное. Маленький рот раззявился, раскрылись и светлые глазки, в которых сейчас чувства и смысла было больше, чем когда-либо видела Салли: паника, боль, удивление.

Салли услышала собственный возглас и схватила монахиню за рукав.

– Помогите ей, сестра! Она задыхается.

Не поворачивая головы, сестра Жанна вытянула руку с ложкой, держа ее на уровне талии Салли и делая знак не подходить ближе. Рука сестры Жанны была на удивление сильной, но смотрела монахиня на миссис Костелло. Она была спокойна и непоколебима.

Салли лишь смутно догадывалась, что сестра Жанна знала: лучше подождать, не вмешиваться, дать приступу, «глупостям» пройти.

Лицо миссис Костелло посинело. Вырывавшиеся у нее звуки походили на рев осла или на треск рвущейся ткани. Между синими губами показался влажный язык. Ее грудь вздымалась, словно выворачивая жалкое тельце наизнанку. Миссис Костелло скорчилась от шума, издаваемого ее легкими, от попыток вдохнуть, подтянула к животу здоровую ногу, нагнув голову в направлении колена. А потом ее кашель опять изменился, пошел на спад и внезапно стих. Салли снова услышала, как по водостокам дома барабанит дождь.

И тут в комнате возникла сестра Люси – точно упала ночь. Она была еще в своей темной накидке, которая словно развевалась, и ее плат тоже развевался. На обоих блестели капли дождя. На мгновение показалось, что в комнату больной проник запах дождя. Сестра Люси была уже у кровати, нависла над ней, подняв на руках легкую как перышко миссис Костелло, и держала ее так легко, так привычно, что та словно двигалась сама собой в объятиях монахини. К сестре Люси присоединилась сестра Жанна, она ухватила женщину за плечи. Обе монахини быстро ее посадили, похлопали по рукам и запястьям, побарабанили по спине. А потом, точно мать, укачивающая маленького ребенка, сестра Люси пристроила голову миссис Костелло себе на сгиб локтя в темном рукаве. Прошло какое-то время. Больная будто затихла. Сестры снова ее опустили. Салли увидела, как мотнулась вперед длинная, аккуратно заплетенная коса миссис Костелло. Миссис Костелло обмякла, рот у нее опять раззявился, потом ее лицо скрылось за накидкой сестры Люси, когда монахиня провела большим пальцем по лбу, стирая капли пота, а может, слезу. Салли увидела, как сестра Жанна перекрестилась. Сестра Люси сделала то же самое.