Чарльз Мартин - Где живет моя любовь [litres]

Со временем «винчестер» М-12, создававшийся как охотничье оружие, стал использоваться для самообороны и защиты жилища. Впрочем, те, кто планировал применять его исключительно в этом качестве, обычно укорачивали ствол на десять-двенадцать дюймов, чтобы при выстреле дробь или картечь накрывали как можно бо́льшую площадь. Звук движущегося цевья, досылающего патрон в патронник, был у этой модели достаточно громким, однако, как только «винчестеры» стали оружием самообороны, недостаток превратился в достоинство. Услышав этот характерный звук, любой человек, забравшийся ночью в чужой дом, непременно задумался бы, стоит ли ему непременно доводить начатое до конца.

Я посмотрел на Эймоса.

– Послушай, Гуталин, по-моему, ты чего-то недоговариваешь.

Он кивнул и обернулся через плечо на окно нашей спальни, где безмятежно спала Мэгги.

– У вас и так хватает причин для беспокойства. Так что… – Не договорив, Эймос соскочил с перил, поправил ремень и достал из кармана ключи от машины. – В общем, держи игрушку под рукой. Слышишь?..

– Я услышал тебя еще в первый раз, но это не значит, что я тебя понял.

Он посмотрел куда-то вдаль.

– Понимать не обязательно. Иногда достаточно просто услышать… – Эймос подобрал свою сумку, которая стояла на полу и которую я не заметил в темноте, и шагнул к крыльцу. На верхней ступеньке он остановился и хлопнул себя по лбу.

– Совсем забыл!.. – Он полез в сумку, достал небольшую подарочную коробочку, перевязанную ленточкой, и поставил ее на перила. – Это вам с Мэгги… – Эймос изобразил улыбку. – Пригодится. – Он ненадолго замолчал, глядя на свой дом на другой стороне шоссе, потом добавил: – Аманда зайдет к вам завтра, у нее тоже есть что-то для Мэгги. Сейчас она, наверное, спит и видит сны.

С этими словами он спустился с крыльца, прошел по нашей подъездной дорожке, пересек шоссе и вошел в свой двор. Я видел, как Эймос обходил разбросанные на лужайке игрушки, как поднимался к себе на веранду и открывал входную дверь. За последние два года мой друг сильно продвинулся по службе, став далеко не последним человеком и в местных, и в федеральных силах правопорядка. Это означало, в частности, что он добровольно взвалил на свои широкие плечи куда более тяжкий груз, чем черная спецназовская рубашка, и за это я любил его еще сильнее.

Это случилось много лет назад. Нам с Эймосом было по девять лет, только что начались летние школьные каникулы. Одетые как настоящие ковбои, мы шли по центральной улице Додж-Сити, не отрывая внимательных взглядов от знаменитого кладбища Бут-хилл. Причины нашей настороженности были понятны: еще утром шериф Эймос заметил за универмагом (наш старый амбар) плохих парней и призвал на помощь своего верного друга техасского рейнджера Дилана.

Чтобы не опростоволоситься, мы решили зайти с тыла. Если бы нам удалось загнать преступников в амбар, им пришлось бы прыгать с сеновала, и тогда мы приняли бы их в четыре ствола еще в воздухе. За первую неделю каникул бандиты использовали этот путь для бегства уже в четвертый раз.

Как и следовало ожидать, банда была уже на сеновале. Едва завидев нас, преступники открыли ураганный огонь, принуждая нас сразиться с ними лицом к лицу. Натянув на лица платки, чтобы предохранить нос и рот от пыли, мы проверили, есть ли в пистолетах пистоны, и снова убрали их в кобуры, оставив клапаны незастегнутыми. Потом мы облизали прицелы наших верных карабинов и вышли из высокой травы, достававшей нам до плеч, на открытое место, бросая вызов нашим врагам. Словно молнии мы промчались через лужайку, обогнули амбар и, нырнув в кучу опилок, перекатились за укрытие (старый движок «Энвируд» на станине). Оттуда мы начали целиться в плавно движущиеся тени, видневшиеся в щели между досками, которыми был обшит сеновал. Враги были там – в этом не могло быть никаких сомнений, – и я посмотрел на Эймоса. Он кивнул, и мы выскочили из-за укрытия, паля как сумасшедшие. Как Уайатт Эрп в «Перестрелке у кораля О-Кей» или как Джон Уэйн в «Железной хватке», мы прикусили платки зубами и принялись поливать окрестности свинцом. Мы без остановки дергали спусковые скобы наших верных «винчестеров», выстреливая столько пистонов в минуту, сколько позволяли наши проворные детские пальцы. Вскоре магазины карабинов опустели, и мы, побросав их на землю, выхватили револьверы и продолжили наступление. Когда двое уцелевших бандитов все-таки спрыгнули с сеновала, шериф Эймос произвел совершенно невероятный выстрел из-за собственной спины, а поскольку на этом пистоны у него закончились, мне пришлось разбираться с последним, самым опасным членом банды в одиночку.

И вот, в тот самый момент, когда я бесшумно шагнул вперед, матерый бандит скользнул вниз по толстой веревке, зажав в зубах нож и держа в каждой руке по пистолету. Первым выстрелом я сбил с него шляпу, чтобы ослепить его, а затем прострелил обе руки. С помощью Эймоса я заковал его в наручники, а потом запер его и остальных бандитов (которые не были убиты, а только ранены, чтобы их потом можно было судить и приговорить к смерти) в тюрьме (тот же амбар), из которой, как мы оба хорошо знали, они уже завтра попытаются бежать. Только после этого мы с шерифом позволили себе отправиться в салун, чтобы освежиться стаканчиком чая со льдом.

Ни я, ни Эймос никогда не страдали от недостатка воображения. Мы могли застрелить одного и того же негодяя десять раз подряд, но он всегда возвращался – еще более мерзкий и негодяйский, что, впрочем, нас устраивало. Подайте нам побольше преступников, говорили мы, пистонов на всех хватит! Борьба добра со злом, справедливости против несправедливости поднимала нас с постелей в безбожную рань, а перспектива схватиться с очередной бандой заставляла исполнять обязанности по дому с невероятной быстротой, после чего мы мчались в прерии, чтобы преследовать конокрадов, спасать попавших в беду прекрасных белокурых дев и предупреждать кучеров дилижансов о том, что восставшие индейцы опять сожгли мост через реку.

Если и была в мире вещь, о которой мы могли грезить часами, это был, конечно, магазинный «винчестер» 69-й модели под патроны двадцать второго калибра. Попади он нам в руки, и ни одна белка, ни один енот или армадил не могли бы чувствовать себя в Диггере в безопасности. Я вырезал рекламу этой винтовки из охотничьего журнала и повесил у себя над кроватью. То же самое сделал и Эймос. Увы, «винчестер» стоил 129 долларов, а это означало, что мне придется вкалывать как минимум два лета, прежде чем я сумею скопить нужную сумму.

Эймос и я как раз поднимались по ступенькам салуна, когда дверь отворилась, и навстречу нам вышел Папа. Не успел он и рта раскрыть, как я уже выхватил оба револьвера и открыл огонь. Лишь несколько мгновений спустя я сообразил, что, опьяненный только что одержанной победой над бандой, я нарушил Правило Номер Один: никогда, никогда не направлять оружие, даже игрушечное, на человека. Воображать можно все что угодно, но целиться в реальных людей – нет.