Тейлор Дженкинс Рейд - Возможно, в другой жизни [litres]

Она подсаживается поближе и достает свой мобильный. Я знаю, дело вовсе не в том, что ей так хочется показать мне своего пса. Просто она боится, что Карл снова возьмется за свое.

– Я уговариваю Габби тоже обзавестись сенбернаром, – добавляет Тина, пролистывая снимок за снимком.

– У Марка аллергия на собак. Он никогда на это не согласится.

Мы болтаем еще немножко о всякой всячине, после чего Хадсоны встают и начинают прощаться. Я рада, что они решили не засиживаться: Карл и Тина приятные люди, но я пока с трудом переношу общение.

– Когда выйдешь отсюда, – говорит Тина, – нам надо будет обсудить вопрос с судебной тяжбой.

– В смысле?

– Габби рассказала нам, как все случилось, и я связалась с одним своим другом. Он адвокат.

– Ясно.

– Полиция нашла ту женщину, которая сбила тебя. Ей предъявлено обвинение в наезде и побеге с места.

– Вот и хорошо!

– Ясное дело, хорошо. Но нам хотелось бы, чтобы ты кое-что осознала. Лечение обойдется тебе в кругленькую сумму, – продолжает Тина. – Наверняка ты уже обсудила это с родителями, и мы ни в коем случае не хотим вмешиваться в ваши дела. Просто знай, если потребуется помощь в оплате счетов, мы с радостью поможем.

– Вы серьезно? – Я не верю своим ушам.

– Разумеется, – говорит Тина. – И мы поможем подать в суд на ту особу, которая отправила тебя на больничную койку.

Признаюсь, я никак не ожидала от Хадсонов такой щедрости и предусмотрительности.

– Ох… даже не знаю, что сказать.

Тина сжимает мою руку.

– Не нужно ничего говорить. Просто знай, что мы всегда поддержим тебя.

– Ты ведь для нас как дочь, – добавляет Карл. – Ты же знаешь это?

– Да, – говорю я. Говорю от чистого сердца.

Карл и Тина выходят в коридор. Габби провожает родителей. Когда она возвращается, я молча смотрю в потолок, пытаясь осмыслить сказанное. Признаться, я даже не думала о медицинских счетах, как не думала про женщину, которая сбила меня машиной.

Есть человек, который отвечает за случившееся.

Человек, из-за которого я попала в больницу.

По вине которого потеряла ребенка.

– Ты в порядке? – спрашивает Габби.

– Да, – киваю я. – Как думаешь, мне и правда надо подавать в суд?

– Разумеется, – говорит она. – Послушай, Ханна, я видела, как все случилось. Эта дамочка проехала на красный свет. Она сбила тебя и тут же укатила. Не остановилась, не позвонила в «Скорую». Просто бросила на верную смерть. Она не просто заслуживает того, чтобы сесть в тюрьму! Будь моя воля, я бы придумала ей наказание похуже.

– Господи, Габби!

– Мне плевать, как это звучит. Я ее ненавижу.

На мгновение я пытаюсь представить себя на месте Габби. На ее глазах меня сбивает машина. Я падаю на тротуар, теряю сознание. Не удивлюсь, если она решила, что мне осталось жить считаные минуты.

И тут я тоже проникаюсь ненавистью к женщине, которая сделала это. Я ненавижу ее за то, что пришлось пережить тогда Габби. За то, что пришлось пережить нам всем.

– Ладно. Проследишь за этим? В смысле, передашь своей маме, что я согласна?

– Конечно, – кивает Габби. В этот момент в палату заходят мои родители и Сара.

На Саре дорожный костюм. Сразу ясно, что из больницы она направляется прямо в аэропорт.

Родители не предупредили, что уже сегодня возвращаются в Лондон, так что для меня это своего рода сюрприз. Но если уж быть совсем честной, я даже рада такому повороту событий. Я люблю своих близких, но у меня просто нет сил общаться с ними сутки напролет. При мысли о том, что с завтрашнего дня со мной будет только Габби, я испытываю невероятное облегчение.

– Вы что, уже уезжаете? – Я стараюсь придать своему голосу оттенок грусти.

– Только Сара, детка. – Мама присаживается рядом на кровать. – Мы с папой никуда не едем.

– Мне так жаль, что я не могу остаться, – говорит Сара, – но если я пробуду здесь еще немного, потеряю свою партию.

– Все в порядке, – заверяю я ее. – Тебе незачем оставаться. Да и другим вовсе нет необходимости.

Тонкий намек.

– Ну уж мы-то ни за что не оставим свою маленькую Ханну-Саванну, пока она не встанет на ноги, – улыбается отец.

Он все еще называет меня Ханной-Саванной, совсем как в детстве. Не потому ли, что он знал меня только ребенком? И это такой способ убедить себя в том, что я ничуть не изменилась с годами.

В скором времени Сара начинает прощаться – ей уже пора в аэропорт. Она обнимает меня, а затем поворачивается к родителям.

– Ты уже приготовила паспорт? – спрашивает ее мама.

– Да, все в порядке.

– Джордж встретит тебя в Хитроу?

– Да.

Затем следуют неизбежные «будем скучать» и «люблю вас», и Сара уходит.

Я остаюсь наедине с родителями.

Мы смотрим друг на друга, и в этот момент я понимаю, что нам совсем не о чем говорить. Я ничего не хочу от них, и сама не могу дать им ровным счетом ничего.

Я люблю своих родителей. Правда-правда. Но я люблю их, как любят бабушку, с которой ты не очень хорошо знаком и которая живет на другом конце страны.

Я не могу опереться на них в случае нужды.

И это значит, им лучше уехать.

– Вам тоже стоит вернуться домой. – Я стараюсь сказать это помягче, чтобы никого не обидеть.

– Глупости, – говорит мама. – Мы собираемся быть с тобой до самого твоего выздоровления.

– Но я-то в этом не нуждаюсь.

Несмотря на мой вежливый тон, звучит это резко и неприятно.

Родители смотрят на меня, не зная, как им реагировать. Затем мама начинает плакать.

– Ма, не плачь, – говорю я. – Я вовсе не хотела…

– Все в порядке. – Она быстро идет к двери. – Я… мне надо выпить воды.

И она скрывается в коридоре.

Ну как меня угораздило брякнуть такое?

– Мне так жаль, – говорю я отцу. Тот уставился куда-то в пол. – Мне правда жаль, что я это сказала.

– Не нужно извиняться, – вздыхает он. – Мы знаем, что ты не слишком-то нуждаешься в нас. У тебя своя жизнь, и ты создала ее без нашей помощи.

Ну, если это можно назвать жизнью.

– Нам с самого начала надо было быть честнее друг с другом. Мы с твоей мамой совершили большую ошибку, когда уехали в Лондон и оставили тебя в Лос-Анджелесе. Нельзя было бросать тебя здесь одну, – продолжает отец дрогнувшим голосом. Я невольно отвожу взгляд.

– Всякий раз после звонка тебе мы начинали плакать. Но нам казалось, что у тебя все в порядке. По крайней мере, мы верили тебе на слово. Казалось, что тебе хорошо с Хадсонами. В школе ты получала высокие оценки, а потом поступила в престижный университет.

– Верно.

– Боюсь только, это не значило, что у тебя действительно все в порядке.

Я молча жду продолжения.

– Трудно признать, что ты подвел своего ребенка. Многие из моих друзей жалуются, что самым трудным для них было осознание того, что они больше не нужны своим взрослым детям. Но я думаю, что самое плохое не это. Самое плохое – знать, что ты был нужен своему ребенку, но не смог быть рядом… Вот что больнее всего.