Люсинда Райли - Семь сестер [litres]

Глаза Флориано горели от возбуждения. Понятное дело. Ведь он смотрит на эту вещицу глазами историка. А меня занимает совсем другое. Каким образом статуэтка попала в руки отца?

– Прости, Майя. Я чересчур увлекся, – повинился передо мной Флориано. – В любом случае, уверен, вы захотите сохранить статуэтку как память об отце. Но ты не возражаешь, если мы возьмем ее на один вечер с собой в Павильон? Хочу получить такую привилегию: полюбоваться ею еще немного.

– Конечно, забираем. Все в этом доме принадлежит нам, всем сестрам. А они, я думаю, не стали бы возражать.

– Тогда пошли в кровать, – прошептал Флориано и нежно погладил мою щеку.

В эту ночь я спала плохо. Мысль о предстоящем отъезде Флориано, уже совсем скоро, уже завтра, была сама по себе невыносима. Хотя я сто раз давала себе слово воспринимать наши с ним отношения такими, какими они складываются на данный момент, но чем меньше часов оставалось до наступления утра, тем отчетливее я понимала, что не могу этого сделать. Я повернулась на бок и стала разглядывать Флориано, мирно посапывающего во сне рядом со мной. Но стоило мне подумать о том, что скоро он покинет Атлантис, а моя жизнь потечет своим прежним чередом, такая же унылая и бессмысленная, какой она была до моей поездки в Рио, как открывающаяся перспектива ужасала своей безысходностью.

Мы с Флориано редко говорили о будущем и уж тем более не строили никаких конкретных планов. Хотя я прекрасно понимала: у него есть, есть ко мне чувства. Да он и сам об этом постоянно твердил, особенно на заре наших с ним отношений, и потом, когда мы занимались с ним любовью. Но, учитывая то обстоятельство, что живем мы по разные стороны света, приходилось принимать как данность то, что никакой перспективы у нашего романа нет, и со временем он превратится просто в приятное воспоминание.

Я с облегчением вздохнула, когда зазвенел будильник. Слава богу, наконец-то эта ночь подошла к концу. Быстро вскочила с постели и побежала в душ, пока Флориано продолжал дремать. Сама мысль о том, что вот сейчас он проснется и станет говорить мне всякие бессмысленные слова, пытаясь успокоить, утешить, при этом не хуже меня понимая, что совсем скоро наши пути разойдутся навсегда, пугала и приводила в душевный трепет. Я торопливо оделась, объявила ему, что иду на кухню готовить завтрак, а Кристиан будет ждать нас на пристани через двадцать минут. Но, когда Флориано возник через пару минут на кухне, я тут же выдумала, что мне надо срочно в главный дом, и убежала из кухни, сказав, что встречаемся прямо на пирсе через десять минут.

– Майя, пожалуйста… – крикнул мне вослед Флориано, но я уже была на крыльце и торопливо зашагала в сторону отцовского дома. А там, стараясь не попадаться на глаза ни Марине, ни Клавдии, я попросту закрылась в кладовке на первом этаже и стала считать минуты, оставив себе на дорогу до пристани буквально несколько секунд. Когда подошло время, я открыла кладовку, выскользнула из дома и побежала прямиком через лужайку к пирсу. Флориано уже был там. Он о чем-то разговаривал с Мариной.

– Куда ты запропастилась, милая? Твой друг должен немедленно отправляться в путь. Иначе он рискует опоздать на свой самолет, – бросила на меня удивленный взгляд Марина и снова переключила свое внимание на Флориано. – Рада была познакомиться с вами, месье Флориано. Надеюсь, мы еще увидим вас в Атлантисе, и совсем скоро. А теперь оставляю вас попрощаться друг с другом.

– Майя, – обратился ко мне Флориано, когда Марина ушла. – Что случилось? Что не так?

– Ничего не случилось. Все в порядке… Послушай, тебе пора. Кристиан уже ждет.

Флориано открыл рот, чтобы что-то сказать, но я резко отвернулась от него и пошла к катеру первой. Флориано ничего не оставалось, как молча последовать за мной. Кристиан подал ему руку, помогая запрыгнуть на катер, и тут же включил мотор.

– Адью, Майя, – коротко обронил Флориано. Глаза его были печальны. Лодка начала свое движение, послышался ровный гул работающих двигателей.

– Я напишу тебе! – крикнул он, стараясь перекричать рев моторов. Потом сказал что-то еще, но я уже не расслышала. Катер стремительно удалялся от Атлантиса. И от меня.

Я с несчастным видом поплелась домой, ругая себя за то, что повела себя так по-детски глупо. Взрослая ведь женщина. Пора бы уже научиться справляться с сердечными проблемами. Ведь я же с самого начала знала о том, что наше расставание неизбежно. Умом я понимала: все это мое глупое дерганье и увиливание – это такая своеобразная реакция на прошлое. Боль от расставания с Зедом, несмотря на все минувшие годы, все еще продолжала жить и выжигать в моей душе, подобно лазеру, все новые и новые зоны.

Марина поджидала меня возле Павильона, скрестив руки на груди. Выражение лица у нее было крайне недовольное.

– Как это следует понимать, Майя? Вы что, поссорились? Флориано показался мне таким приятным молодым человеком. А ты даже толком не попрощалась с ним. И никто из нас не знал, куда ты пропала.

– У меня… у меня были неотложные дела. Прости, что так вышло. – На мгновение я почувствовала себя непослушным подростком, которому выговаривают за плохие манеры. – Кстати, я собираюсь в Женеву. Мне надо встретиться с Георгом Гофманом. Тебе что-нибудь нужно в городе? – спросила я, намеренно переводя разговор на другое.

Марина посмотрела на меня долгим взглядом. В ее глазах промелькнуло нечто, отдаленно похожее на отчаяние.

– Нет, спасибо, милая. Мне ничего не надо.

После чего она повернулась и пошла прочь, оставив меня размышлять о том, как же по-дурацки я повела себя сегодня.

Контора Георга Гофмана располагалась в деловом квартале Женевы, почти рядом с Рю Жан-Петито. И само здание, и помещения в нем – все ультрасовременное, сплошной модерн и глянец. Через огромные окна в пол открывается великолепная перспектива на виднеющийся вдали залив.

При виде меня Гофман поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать.

– Какая приятная неожиданность, Майя, – воскликнул он с улыбкой, провожая меня к роскошному дивану из черной кожи, на который мы и уселись вдвоем. – Слышал, вы были в отъезде?

– Да. А кто вам сказал?

– Марина, кто же еще? Итак, чем я могу быть вам полезен?

– Видите ли, – я слегка откашлялась, – меня интересуют две вещи.

– Прекрасно! – Гофман сложил веером пальцы обеих рук. – Тогда приступим.

– Известно ли вам хоть что-то о том, как Па Солт выбрал меня для удочерения?

– Мой бог, Майя, откуда? – На лице Гофмана отразилось неподдельное удивление. – Я ведь был у вашего отца нотариусом, но никак не исповедником или поверенным в его сердечных делах.

– Но мне казалось, вы были друзьями?