Люсинда Райли - Семь сестер [litres]

Изабелла безмолвно уставилась на него. Она понимала, что перед ней разверзлась пропасть и что она, не раздумывая, готова шагнуть в нее.

– Я вся твоя, – тихо прошептала она в ответ, и в ту же минуту он закрыл ей рот своими губами.

А за закрытыми дверями кухни мирно спал мальчик. Быть может, впервые за много месяцев он не боялся, что кто-то потревожит его сон.

На следующий день, переступая порог мастерской в шестом часу вечера, Изабелла трепетала от страха. Ее беспокоила не только судьба мальчика. Не меньше волновало и другое. А не есть ли столь бурный взрыв чувств со стороны Лорена, увенчавшийся поцелуем, обычной реакцией человека на чрезмерную эмоциональность всего того, что случилось вчера вечером?

– А! Вот и наша Святая Изабелла пожаловала собственной персоной! – шутливо приветствовал ее профессор Ландовски, приводя себя в порядок после рабочего дня.

– Как мальчик, профессор? – немедленно поинтересовалась Изабелла, слегка покраснев от столь неожиданного комплимента скульптора.

– На данный момент ваш драгоценный найденыш преспокойно ужинает вместе с моими детьми. Когда жена увидела его сегодня утром, валяющимся на полу, словно дохлый мышонок, – я специально позвал ее, чтобы она взглянула на найденыша, так вот, она немедленно преисполнилась, как и вы, жалостью к ребенку. Когда мальчишка наконец проснулся, она повела его в сад и там вымыла всего с ног до головы. Вдруг у него вши? Словом, отмыла хозяйственным мылом и карболкой всю грязь, после чего завернула в одеяло и уложила в кровать уже в нашем доме.

– Огромное вам спасибо, профессор. И простите меня за то, что я доставила лишние хлопоты вам и вашей жене.

– Ну, меня-то особо благодарить не за что. Будь моя воля, я бы в два счета выставил маленького бродягу на улицу, где он, впрочем, и привык обитать. Но вы, женщины, вы все такие мягкотелые, такие сердобольные. Добрые у вас сердца, одним словом. За что мы, мужчины, должны быть только благодарны вам, – неожиданно растроганно закончил Ландовски свой монолог.

– Он вам сказал, откуда он? – спросила Изабелла у профессора.

– Нет, он вообще не проронил ни слова с тех самых пор, как моя жена взяла над ним шефство. Она решила, что ребенок глухонемой.

– Нет, месье Ландовски, он не глухонемой. Он разговаривал со мной вчера вечером, когда я уже собралась уезжать.

– Правда? Как интересно! – Ландовски задумчиво покачал головой. – Выходит, что своим даром речи он больше не захотел поделиться ни с кем другим. У него еще на теле болтается какой-то кожаный мешочек. Жена обнаружила, когда стала срывать с него лохмотья. Но когда она попыталась снять и мешочек, мальчишка зарычал, словно бешеный пес, и не позволил ей даже прикоснуться к этой вещице. Что ж, поживем – увидим, как станут развиваться события в ближайшие дни. По моим прикидкам, мальчишка, скорее всего, из Польши. Узнаю, так сказать, родную кровь, – добавил он мрачно. – Всего доброго, мадемуазель.

Когда Ландовски покинул мастерскую, Изабелла повернулась к Лорену. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на нее с улыбкой.

– Скажи, ты счастлива, что о твоем маленьком найденыше позаботились должным образом?

– Да, очень. Я должна поблагодарить и тебя. Ведь ты тоже принимал участие, помог мальчику.

– Как ты сегодня, моя Изабелла?

– Со мной все в порядке, – прошептала она в ответ, стараясь не встречаться взглядом с Лореном.

– Не жалеешь о том, что произошло между нами вчера вечером? – Лорен протянул ей обе руки, и она робко взяла их в свои.

– Нет, не жалею. Ни единой секунды не жалею.

– Слава богу! – перевел он облегченный вздох и тут же увлек Изабеллу за собой на кухню, где никто не мог их увидеть через окна. А там принялся снова страстно целовать ее.

Так началась их любовная история, в сущности, совсем невинная, одни поцелуи, и только. Оба понимали, на какой риск идут. Ведь Ландовски в любую минуту мог застигнуть их врасплох. Порой он заходит в мастерскую и в неурочное время, чтобы еще немного, по своему обыкновению, поразмышлять над работой, сидя возле незаконченной статуи Христа. Лорен работал споро. Его руки буквально порхали по скульптурному изваянию Изабеллы. Он торопился побыстрее закончить ее лицо, чтобы урвать для них обоих еще пару драгоценных мгновений пребывания наедине друг с другом.

– Бог мой, Изабелла! Как же мало времени у нас с тобой осталось. Еще одна неделя, и ты навсегда исчезнешь из моей жизни, – с горечью проронил Лорен в один из вечеров, держа Изабеллу в своих объятиях. – Как я только смогу пережить разлуку с тобой?

– А я? – эхом отозвалась Изабелла.

– Когда я увидел тебя впервые, то, конечно, пришел в восторг от твоей красоты и даже решил немного пофлиртовать с тобой. – Лорен взял ее за подбородок и развернул лицом к себе, чтобы видеть глаза. – Но вот ты стала позировать, сидела тут день за днем, и я постепенно начал открывать для себя и твою душу. А потом поймал себя на мысли, что продолжаю думать о тебе и после того, как ты покидаешь мастерскую. А уж в тот вечер, когда я увидел, с каким состраданием ты отнеслась к несчастному оборвышу, я окончательно понял, что люблю тебя. – Лорен тяжело вздохнул и сокрушенно качнул головой. – Такого со мной еще никогда не было. Я вообще не верил в то, что смогу когда-нибудь полюбить. Но я полюбил, а коварная судьба распорядилась так, что я влюбился в женщину, которая принадлежит другому и которую я совсем скоро потеряю навсегда. Трагическая ситуация. Многие мои друзья-приятели из числа писателей и поэтов охотно пишут на такую тему, воспевают несчастную любовь в своих романах и стихах. А лично для меня это, к величайшему сожалению, вполне реальная история, в которой нет и грана вымысла.

– Все так! – согласилась с ним Изабелла и тоже сокрушенно вздохнула.

– Что ж, моя ненаглядная, тогда мы должны в полной мере воспользоваться тем коротким промежутком времени, который у нас с тобой еще остался.

Всю последнюю неделю своего пребывания в Париже Изабелла провела как во сне, не в силах даже думать о предстоящем отъезде. С отрешенным видом она наблюдала за тем, как горничная принесла в комнату чемодан и стала укладывать ее вещи. Изабелле казалось, что это совсем не ее вещи, что они принадлежат какой-то другой женщине, только не ей. Точно так же ее мало занимало все то, что было связано с обратной дорогой домой. Совсем не трогали страхи Марии Джорджины по поводу того, что – какой ужас! – она возвращается в Бразилию одна, безо всякого сопровождения.

– К огромному сожалению, тут уж ничего не поделаешь, – трагически вещала сеньора да Силва Коста. – Тебе пора ехать, чтобы успеть должным образом подготовиться к свадьбе. Но ты должна пообещать мне, что не станешь сходить на берег нигде, ни в одном из тех портов, где пароход будет делать остановки. Особенно в Африке.