Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Когда я вышел, папа мыл на кухне посуду и убирался, чего никогда не делал.

– Это был переломный момент, правда? – сказал он и, взглянув на меня, наконец-то заметил рану. – Надо приложить лед.

Только вот в морозилке льда не нашлось, да и уже пора было заниматься ужином. Поэтому я прижал к глазу тряпку для мытья посуды, предположив, что так будет лучше. Болеть перестало, начало щипать.

На следующий день я не пошел в школу, так как плохо спал и выглядел ужасно. Глаз опух и заплыл. Я решил было сходить к доктору, только он у нас был один – из бесплатной клиники в городе, к которому папа ходил за лекарствами. Хотел пойти в травмпункт, но боялся, сколько это будет стоить и что случится, если об этом узнает мама. Я уже слишком взрослый для споров об опеке, но все равно беспокоился.

Папа заперся в комнате, строчил в своих блокнотах. Он находился в таком состоянии до окончания лихорадки, а потом садился смотреть следующий документальный фильм – о серийных убийцах, горных гориллах, соли, суицидальном туризме, – который зарядит его мозг идеей и снова заведет.

Когда я проснулся следующим утром, глаз словно горел, по щеке сочился кровавый гной. Я пошел к школьной медсестре, и меня тут же отправили в травмпункт, где доктора сообщили о полном заражении глазницы, а глазное яблоко так долго было лишено крови, что ткань, вероятно, омертвела. Глазное яблоко рекомендовалось удалить.

Операцию отложили, потому что требовалось родительское согласие, а папа не отвечал на звонки. Я сочинил историю, будто он у меня писатель и во время работы выключает телефон. Не так далеко от правды.

– А что насчет мамы? – спросили они.

Мама не должна была об этом знать. Уж я бы об этом позаботился, как проследил за тем, чтобы она не узнала про неделю без электричества или о том, что папа оставил меня на ночь в лесу.

«Не рассказывай маме».

– Моя мама умерла, – ответил я докторам.

В конце концов они связались с папой, и меня срочно отправили на операцию. Очнулся я один, в темной комнате, и понял, что глаза нет. Лежа там в сонном состоянии, с пульсирующей головой, я хотел, чтобы кто-то меня обнял, поцеловал в лоб и сказал, что все будет хорошо. Но никто этого не сделал. Я осторожно ощупал марлевую повязку и с ужасом и одновременно с облегчением осознал, что этот секрет невозможно скрыть от мамы. Потому что она все увидит и узнает, а если узнает, то не позволит мне остаться. Верно?

В палату вошел папа и, увидев меня в сознании, бросился причитать.

– Ох, Нат. Ох, дружочек, – мямлил он. – Посмотри на себя.

Когда папа согнулся и зарыдал, я понял, что ничего не скажу маме. Это решение было принято очень давно. И таким образом рассказанная докторам ложь про мертвую маму внезапно стала правдой. Чтобы утаить это от нее, нельзя показываться ей на глаза. Это осознание прогнало сквозь меня волну гнева, стряхнув остатки спокойствия. В этот ужасный момент я не просто ненавидел отца, я желал ему смерти.

Но момент прошел, оставив меня уставшим и страдающим от стыда. Я не ненавидел папу. Я любил его, а он любил меня.

Он судорожно рыдал, словно слышал мои ужасные мысли. Я знал, что если не успокою его, станет только хуже. Поэтому сказал ему то, что хотел услышать каждый:

– Все хорошо.

– Но ты потерял глаз, – не согласился он.

«Его нельзя было спасти», – сообщили мне доктора. Поэтому я спас единственное, что мог. Или скорее попытался.

– Похоже, пришлось потерять глаз, чтобы видеть, – заявил я папе. Он взглянул на меня с такой надеждой, что стало больно.

– Правда? Ты действительно так думаешь?

Нет, конечно. Я больше не верил и половине сказанного им, но не мог полностью списать его со счетов. Потому что порой он был прав. И потому что был папой. И мы были братством двоих.

– Правда, – заверил я его.

Первое мое музыкальное видео было случайностью. Люди в него не верили. Считали его частью продуманной концепции, но именно к этому не приложил руку Хейден. Это просто произошло.

Сабрина была права. Спустя два года папа так и не вернулся. Обещания устроить нам поездку к нему оказались пустыми словами. Ежедневные звонки по Скайпу сходили на нет, а по телефону он не особо вдавался в подробности своей жизни. Он больше не спрашивал, хочу ли я приехать к нему. И больше не спрашивал, пою ли я.

Но я по-прежнему пела, только теперь с Сабриной. Каждый день. После уроков Сабрина готовила нам перекус – горячие бутерброды с сыром и помидорами – и помогала мне с домашним заданием. Она училась гораздо лучше меня – была круглой отличницей. Когда с домашним заданием было покончено, мы вместе слушали музыку, выбирали песни, которые нам нравились, и пытались спеть их лучше.

Иногда залезали в интернет и смотрели видео на Ютьюбе.

В другие разы заходили в Фейсбук в надежде хоть мельком увидеть папу. Когда он жил с нами, у него была профессиональная страница с видеозаписями выступлений и предложениями музыкальных уроков – мама решила, так он заработает дополнительные деньги. Сейчас же на этой страничке выкладывались фотографии, где он в церкви, на семейном обеде, с широкой улыбкой обнимает теть, дядей и кузенов, которых мы ни разу не видели. Скучал ли он по нам? Я не знала. Статусы обычно обновлялись на амхарском.

В тот день мы ползали по Фейсбуку и наткнулись на фотографию женщины с ребенком, завернутым в зеленое одеяльце. Надпись гласила: በመጨረሻ ወንድ ልጅ አለን.

– Давай глянем, – предложила Сабрина, и мы скопировали слова в программу для перевода. Я думала, там написано что-то насчет нового племянника, моего кузена, но переводчик выдал: «У нас наконец-то родился сын». И я вдруг поняла, почему сошли на нет телефонные звонки.

И тогда разрыдалась, что делала довольно часто и чем раздражала Сабрину, которая никогда не пускала слезу. Но в этот раз она погладила меня по плечу.

– Мне жаль, – произнесла она.

От ее жалости я заплакала уже навзрыд. Она посмотрела на экран.

– Соломон не заслуживает твоих слез. – Соломон, не папа. – Как он мог тебя забыть?

Тебя . Словно это затронуло только меня.

– Знаешь, что тебе нужно сделать? Запостить песню или типа того. Показать, какая ты потрясающая. Чего он лишился.

«Пой о том, что не можешь сказать», – говорил папа. Так поступали Билли, Нина, Жозефина и Джиджи.

– Хорошо.

– Только давай сначала приведем тебя в порядок.

Сабрина протерла мое лицо салфеткой и аккуратно нанесла макияж.

– Уже знаешь, что хочешь спеть? – спросила она.

Да. Я хотела исполнить колыбельную «Tschay Hailu», которую папа пел мне, а теперь будет петь своему сыну. В качестве аккомпанемента я взяла пустую мусорную корзину, и Сабрина нажала на запись.