Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

И он сделал.

Хейден рассказал нам эту историю на нашей первой встрече, когда, помариновав нас два часа в приемной, наконец пригласил войти и усадил на скамью, которая казалась бетонной, сам же устроился на своем троне, освещаемом сзади кучей окон.

Закончил он рассказ о том, как «сделал» Лулию, затем Меланж и Руфуса Кью, словами, что всегда охотится за следующим. И посмотрел на меня – выпучив глаза и не моргая. Это было ужасно. Я обвела его офис взглядом в поисках безопасной зоны, смотрела в окно, на стену, на странное граффити: «Искусство – это личное. А бизнес – нет» – куда угодно, только не на Хейдена.

– Вы знаете, что значит быть знаменитым? – наконец спросил он.

Мама начала отвечать, но Хейден, подняв руку, остановил ее.

– Я хочу услышать это от них.

Повисло молчание. Сабрина посмотрела на меня, на ее лице нетипично отразилось сомнение.

– Твоя деятельность делает тебя известным? – предположила она, в то время как я произнесла:

– Быть любимым.

– Мой аудитор известен тем, что креативно прячет деньги от налоговой. Он знаменит? – спросил он Сабрину.

Та покачала головой.

– А мою бабушку любят. Но, готов поспорить, вы никогда не слышали о Паулине Ховарт, верно? – спросил он маму.

Она покачала головой.

– Большинство не знает, что такое слава. Они путают славу с известностью, а известность с обсуждаемостью. Но я расскажу вам, как это работает. – Хейден произнес это так, словно разглашал секрет. Он поднялся и, обойдя стол, оперся на него возле Сабрины. – Сначала вас обсуждают. – Он согнул левую руку в форме буквы «С». – Вы, девочки, уже этого достигли. Но это мелочи. Это пятнадцать минут славы. Столько получает сумасшедшая женщина в костюме Чубакки. Эта слава приходит и уходит. Разве что… – Теперь другая его рука приняла форму буквы «С». – Обсуждаемость какое-то время не утихает и перерастает в известность. Которая длится чуть дольше, но все равно не имеет под собой твердой почвы. Если известность перенести на товар, можно нащупать нечто стоящее. Можно пожинать плоды. Звезды спорта. Звезды второй величины. Звезды реалити-шоу. Так далеко заходят музыканты второго сорта, получается бесконечный цикл обсуждаемости, известности, товара. – Тут он объединил руки, чтобы получился круг, но пальцы не сомкнул. – На этом поезде можно уехать далеко и прилично зарабатывать на жизнь, но это все равно не слава. – Хейден выдержал паузу. Его пальцы запорхали, как крылья желающей влететь птицы. – Ваша мама проделала отличную работу, чтобы так далеко завести вас. Вы даже можете некоторое время неплохо зарабатывать на этом, получить хорошие рекламные контракты и доход, но, могу заверить, это продлится не больше нескольких месяцев или, если повезет, лет. Но рано или поздно – скорее рано – люди переключатся на очередной эксклюзив, и им будете не вы. Когда это произойдет, ваши фанаты вас забудут. Цифры упадут. И вы станете такими же, как все.

– И как нам это предотвратить? – спросила мама.

– Вот мы и добрались до славы, – проигнорировав ее, продолжил Хейден. – Иногда, если у вас есть талант, есть что-то особенное и вы окружены правильными людьми, находится шанс вырваться из этого круга. Из известности, которая недолговечна… – Он разомкнул руки, птицы из пальцев взлетели к небесам. – В славу, которая вечна.

На столе завибрировал телефон Хейдена. На экране высветилось имя Лулии, словно сама Вселенная взялась подтвердить слова Хейдена.

– Слава, – подвел итог Хейден. – Вот чем я занимаюсь. Я создаю славу. Но только при определенных обстоятельствах и с определенными артистами. Которые достаточно талантливы. И голодны. – Тут он перевел взгляд на меня. – Вопрос вот в чем: вы достаточно голодны?

Я понятия не имела, что это значит. Но уяснила одно. «Цифры упадут. Ваши фанаты вас забудут». А вот это я уже знала, что значит.

– Вы достаточно голодны? – повторил Хейден.

Мама с Сабриной заговорили одновременно, как всегда, отвечая за меня.

– Да, достаточно, – ответили они.

Я нашел Джеймса благодаря одному доллару и потерял из-за пятидесяти. Это если упрощенно, но как еще объяснить нечто такое необъяснимое, как любовь?

– Эй. Это ты уронил?

Я поднял голову и увидел Джеймса со смятым долларом в руке.

– Вроде нет, – пробормотал я. Это была первая неделя в местном колледже, и я заблудился, хотя кампус маленький, а в этом городе я провел всю жизнь. Сжимая в руках расписание и карту, я пытался понять, в каком здании проходит занятие по статистике.

Я оторвал взгляд от распечатанного расписания и впервые увидел его лицо. Казалось, все в нем источало тепло: свечение темной кожи, эспаньолка, благодаря которой он словно постоянно улыбался, карие глаза с блеском, как при самой забавной шутке.

– Где тебе надо быть? – спросил он.

И у меня возникла странная мысль: «Мне надо быть здесь».

Джеймс заглянул в расписание.

– Ты в Ньюкирке. Тебе нужен корпус «G» – это по другую сторону Бергена. Давай я тебе покажу, – предложил он и взял меня за локоть, который тут же охватило огнем.

В тот день мне было не до статистики. Я потирал все еще покалывающий локоть и думал о парне со смеющимися глазами, имени которого не знал и которого, скорее всего, больше никогда не увижу. Потому, когда я вышел из здания и заметил его, прислонившегося к велосипедной стойке, моей первой мыслью было – это чудо. Смешно, чудес не существует. Но, когда он спросил, не хочу ли я выпить кофе, это показалось мне каким-то божественным вмешательством.

Мы проболтали два часа, прерываясь лишь на вдохи. Джеймс рассказал, что учился на втором курсе, изучал продовольственное снабжение в надежде стать поваром. Он одержимо смотрел кулинарные шоу и мог из пяти любых ингредиентов сделать нечто вкусное. Он был единственным ребенком, которого воспитывала мама, но в один из выходных она отвезла его к отцу и больше не вернулась. Он недавно съехал от отца и пока ночевал у кузена в Хайтс.

Я рассказал Джеймсу, что изучал коммерческое дело и бухгалтерский учет в надежде однажды принять на себя или, как говорит Амми, расширить родительский бизнес по продаже автозапчастей. Рассказал, как Абу в девятнадцать лет выиграл в лотерее грин-карту и прилетел в аэропорт имени Джона Кеннеди с одним лишь чемоданом. Десять лет он работал на трех работах, иногда по двадцать часов в день, отправлял деньги домой и откладывал, что мог, пока не накопил достаточно на открытие бизнеса. Только тогда он вернулся домой, чтобы найти жену.

Рассказал, как Амми переехала в незнакомую страну с мужем, которого едва знала, в самый разгар зимы и подверглась атаке холода. Она плакала каждый день и не выходила из дома, пока не увидела первый крокус, и тогда вошла в магазин Абу и попросила чем-нибудь ее занять. Он обучил ее бухгалтерскому учету, и теперь она занималась бухгалтерий стольких организаций, что пришлось отказаться от работы. Абу иногда шутил, как ему повезло, что они женаты, иначе у нее не было бы времени заниматься его бухгалтерией.