Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Он тронул Орлика вперед. Перешли реку и медленно поднялись на пригорок. Едкий смрад пожарища драл горло и разъедал глаза, вышибая слезы. Орлик медленно шел по улице между местами уцелевшими заборами. Матвей покачивался в седле, отрешенно глядя по сторонам. Боль в груди не давала дышать, хотелось выть, но он боялся нарушить эту мертвую тишину.

Три дома на дальней окраине деревни тоже уцелели. Те три дома, в которых был дозор. Надежда вспыхнула в его душе, Матвей хлопнул Орлика по крупу, заставляя сорваться на бег.

Ближе, ближе…

Матвей на ходу спрыгнул с седла, запутавшись в винтовочном ремне и едва не упав, влетел во двор ближнего к нему дома, в дом… никого.

Развернулся и рванулся к следующему. Во дворе, привалившись к стене, лежал отец. Рука прижата к окровавленному животу, голова безвольно свесилась на бок… Матвей упал рядом с ним на колени:

– Батя! Батя!

Он схватил отца за руку. Теплая! Живой! Отец медленно повернул голову: через все лицо наискось протянулся страшный кровавый рубец. Ничего не видя перед собой, он зашевелил беззвучно окровавленными губами. Серко сунулся было к нему, попытался облизнуть отцову руку, но Матвей оттолкнул пса.

– Батя! Как же?… – Матвей плакал, не замечая слез.

– Пить…., – еле слышно просипел отец. Матвей сорвал с пояса фляжку, поднес ее к губам отца. Тот сделал небольшой глоток, еще один – кадык судорожно дернулся. Заговорил, медленно, делая паузы:

– Где… мама?

Матвей, сбиваясь, начал рассказывать, но отец сжал его руку:

– Мама… где?

– Я не знаю, бать. Там всех убили, всех! – Матвей сорвался на тихий крик.

– Сын… под навесом… в углу….патроны прикопаны….заберешь…

Матвей вскинулся:

– А ты? Вместе заберем, бать….

– Нет, сын… я….все….

Матвей завыл от отчаянья:

– Нет! Батя, все будет хорошо, вот увидишь! Батя…

– Не… перебивай… берегись Ухова….это он их привел…

Отец замолчал, собираясь. Дышал он часто, лоб покрыла испарина, бескровные губы еле шевелились:

– Ухов… исчез вчера….а сегодня….видишь…

– Бать, а остальные где?

– В доУбеглиме они…..

Снова пауза, долгая. Потом еще тише отец заговорил:

– Маму найди, сын… обязательно найди… и еще…

Он вдруг задрожал мелко, выгнулся…

– Неееет! Батя!… – Матвей упал на грудь отца а заплакал так, как никогда не плакал…

Отца он похоронил тут же, во дворе. Твердая утоптанная земля подавалась с трудом, но он копал и копал, сбивая в кровь руки. Уложил отца в могилу, накрыл лицо рубахой…

Посидел немного у могилы. Слезы кончились. Пустота в груди и дикая, страшная ярость. Холодная и спокойная. Он знал, что найдет Ухова. И убьет. И всех его помощников убьет тоже. Но сначала… сначала надо похоронить всех там…. Иначе зверье растащит их по всей тайге, не по-людски это.

На тайгу опустился вечер. Матвей и не заметил, как пролетел этот страшный день. К зимовью он добрался в темноте. Распалил огромный костер и принялся стаскивать тела к большой яме. Мужики выкопали ее под новый омшаник, а вон как пригодилась…

Прикасаться к мертвым было жутко и почему-то противно. Но он пересилил себя, ведь это его друзья. С ними он еще пару дней назад шутил и хлебал щи из одного котла. Слезы душили его, когда он укладывал их в общую могилу, но по-другому никак.

Игнашку Матвей хоронил последним. Подошел, присел рядом, глядя на бескровное и какое-то чужое лицо друга. В голове звенела болезненная пустота, какая бывает после сильного удара. Встал на колени, подсунул руки под тело друга и рывком поднял его, прижал к груди. Какой тяжёлый… А ведь порой Матвей играючи подхватывал Игнашку и швырял в реку. Теперь вот совсем неподъемный стал. Когда опускал друга в могилу, из-под рубахи его выскользнули вдруг те самые серебряные часы, круглые, с узорчатой крышкой. Матвей нерешительно протянул руку: часы тяжело улеглись в ладонь, неприятно охладили кожу. Нажал шишечку на боку – крышка с тихим щелчком открылась. Стрелка бежала по кругу, отсчитывая секунды его совсем другой теперь жизни. Вот так. Люди умерли, а время живет. Осторожно стянул цепочку через голову Игнашки и перевесил часы на свою шею. Память о друге будет. Игнашка был бы не против, Матвей точно это знал.

Закончил он, когда над тайгой поднялось солнце. Бросил последнюю лопату земли и упал возле костра, подложив под голову свернутую телогрейку. Серко лег рядом, охраняя и согревая друга.

Проснулся за полдень. Вокруг стояла абсолютная, мертвая тишина. Противные мухи исчезли, лишившись поживы. Орлик стоял над Матвеем, временами тихонько пофыркивая, Серко лежал за спиной. Увидев, что Матвей открыл глаза, конь потянулся к нему, ткнулся мягкими губами в щеку, требуя ласки…

Очень хотелось пить. Он потянулся было к фляжке… нет ее, в деревне оставил. Поднялся и, пошатываясь, побрел к роднику. Долго и жадно пил, потом умылся. Ладони были сбиты до крови, и вода обжигала их как крутым кипятком. Ничего, заживет…

На стане находиться он больше не мог. Пора было уходить. Выкопал припасенные отцом патроны, забрал из зимовья фляжку, нож отцовский подвесил на пояс. Собрал все спички, взял соли. Потом присел на лавку, развернул тряпицу с хлебом… маминым хлебом. Волна отчаяния накатила с новой силой, согнула его пополам. Он глухо завыл, сжимая кулаки и кусая губы…

Хлеб уложил в заплечный мешок. Он знал, что не станет его есть. Просто заберет, ведь его мама пекла. Прошелся еще раз по стану. Подобрал топор, подвесил его к мешку за спиной. Все, готов. Делать здесь больше нечего. Он осмотрел место, так недолго и ненадежно послужившее им убежищем. Подошел к могиле, постоял немного, прощаясь. Вскочил в седло и отправился вслед за убийцами. Он знал, куда они шли. На Уймон…

Дорогу на Уймон Матвей не знал. Знал только направление со слов отца и по рассказам Ухова. Он заскрипел зубами, вспомнив спокойные стальные глаза штабс-капитана. И подумал вдруг, что справиться с ним будет куда как непросто. Плевать! Он его найдет и убьет. Но пока нужно найти хотя бы следы. Отряд у них немаленький плюс с ними девчата, которых они забрали с собой. И мама… Или мама убежала? Он остановился вдруг, пронзенный внезапной мыслью. А что, если мама сейчас где-то в тайге?! Матвей развернул Орлика и погнал его назад, к стану. Он решил прожить здесь еще пару дней. Ждать и искать. Если мама где-то здесь – она придет. Или он ее найдет.

Матвей только сейчас начал до конца осознавать то, что случилось. Он один. Вообще. Отец… отца нет. Мама… маму нужно искать. Анютка пропала, Любава тоже… Он помнил, как по-отечески Ухов прижимал к себе Любаву, и хотел верить, что ее он в обиду не даст. Но остальные девчата… Они в большой опасности. Мысли его вернулись к маме. Если она убежала в тайгу, то уже точно вернулась бы к стану, посмотреть и его дождаться. А если она ранена?