Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

– Ну же, Орлик… Вам дружить надо… ну давай.

И Орлик смирился. Вытянул губы и аккуратно взял с Лешкиной ладони яблоко. Захрумкал смачно, и приободрившийся Лешка потрепал коня по шее, погладил по морде…

Ну все, теперь можно идти. Матвей накинул на одно плечо заплечный мешок, на другое берданку, обнял по очереди парней и пошел, оставляя за спиной всю свою прошлую жизнь. Впереди – неизвестность.

До обеда он шел быстро, почти бежал. Его гнала вперед мысль о том, что где-то там, впереди, мама. И ей плохо. Он гнал и гнал себя вперед, не обращая внимания на тяжесть берданки и раннюю жару. На небе ни облачка, воздух напоен густым запахом тайги, какой бывает только поздней весной. Серко трусил рядом, не удаляясь от Матвея и сторожко поглядывая по сторонам. Вперед, вперед. Не останавливаться.

Когда солнце перевалило полуденную черту, Матвей остановился. Ноги налились тяжестью, плечи ломило от потяжелевших мешка и берданки, глаза заливал едкий пот, желудок требовательно урчал… Так он далеко не уйдет, свалится через пару дней.

Устроился на пригорке, с которого открывался вид на небольшую долину, за которой к небу вздымались покрытые тайгой горы. Где-то там, в тайге, идут сейчас те, кого Матвей не хотел бы видеть никогда в жизни, и кого он обязательно увидит.

Легкий ветерок приятно холодил разгоряченное тело и слегка оглаживал верхушки сосен, солнце щедро заливало лучами тайгу, растапливая остатки снега в глухих балках и вытягивая из земли последний холод. Где-то за спиной вдруг громко треснула ветка. Матвей рывком развернулся, вглядываясь в тайгу, рука сжала винтовку. Но Серко был спокоен, лишь глянул мельком в ту сторону, и принялся дальше вылизывать лапу. Матвей быстро соорудил небольшой костерок, подвесил над ним котелок, забросил добрую жменю Иван-чая. Его, как ни странно, грабители не тронули, и у Матвея в мешке был хороший запас. Он помнил, как отец рассказывал ему о монастырях, переживавших осады на Иван-чае и воде. Отец… Матвей сжал зубы, сдерживая рвущийся из груди глухой звериный вой. Ярость внутри пережигала боль на угли, сжигая заодно и все то радостное, что было в жизни.

Пока котелок набирал жар, Матвей достал из мешка узелок с сушеными ягодами (отец называл их заедками). Мама сушила их в печи с медом, и они были мягкими и сладкими. Но главное, они были сытными и легкими. Долго Матвей не рассиживался. Выпил чаю вприкуску с ягодой, залил костер его остатками, свистнул Серко и пошел.

Сейчас он шел ходко, но без спешки, берег силы. Направление он знал, шел пока по знакомым местам, и к вечеру хотел добраться до приметной полянки на берегу небольшого ручья. В том ручье они с отцом руками ловили хариуса, когда Матвей был мальцом. Он тогда очень удивился, когда отец присел у ручья, вглядываясь в воду, а затем опустил руку в воду и… выбросил на берег небольшого харьюзка. Как в таком маленьком ручье в шаг шириной живет хариус? Это ведь не река! Отец тогда рассказывал, что все реки и ручейки встречаются, и рыба может гулять по ним, как он сам по деревенским переулкам. Наловив руками с десяток некрупных рыбок, они жарили их над костром на рожнах, и вкуснее тех харьюзов Матвей не ел…

Шел и думал о том, как найдет маму. Догонит нападавших и…и что? Как отбить у них маму и девчат? Стрелять? Они не люди, Матвей это для себя решил сразу, но все равно… Как? Он один, а их много. И он прекрасно понимал, что шансов справиться со всеми у него нет. Нужны или помощники, или какая-то хитрость. Помощников ему взять неоткуда, он да Серко. Остается хитрость. Но какая? Отстреливать подлецов по одному? Они насторожатся после первого же пропавшего, все же военные. Устроить засаду? И что?

От всех этих мыслей у Матвея голова шла кругом, но он не находил решения. И тогда он решил сначала выяснить, сколько их там, как они живут, как лагерь обустраивают на ночь, охраняют ли пленниц, а после уже думать.

За этими мыслями Матвей отмахал порядочное расстояние. Солнце понемногу катилось к закату, с гор тянуло холодом, зазвенели комары. Матвей ускорил шаг: до заветной поляны оставалось не так и много идти, но в горах темнеет сразу, да и есть хотелось уже не на шутку.

К ручью Матвей вышел уже в легких сумерках. Вокруг тянулись к небу пышные кедры, и комаров не было, не любят они кедрач. Кедр – дерево особенное, его вся нечисть бежит. В кедраче всегда светло, как в храме. И здесь было тихо и очень спокойно.

Первым делом Матвей пошел к заветному перекатику, на котором они с отцом ловили рыбу. Опустился на колени и в свете заходящего солнца принялся вглядываться в воду. На дне пестрели мелкие камешки и тонкий светлый песок. Ни одной рыбки. Но Матвей точно знал, что разглядеть хариуса в воде очень сложно. Чуть наклонившись, он посмотрел в воду сбоку и вот они, стоят на течении, шевеля плавниками.

Поймав пяток рыбешек, он направился к облюбованному еще отцом местечку у подножия двух могучих кедров. Между корней толщиной в ногу взрослого мужчины накидал мягкого лапника, в головах пристроил свой мешок. Чуть дальше, на месте прошлого кострища, уже заросшего травой, снял дерн и соорудил новое. Затеплил костерок, выпотрошил рыбу и чуть присолил, выстрогал несколько тонких веточек и пристроил рыбу над огнем. Теперь надо только поворачивать. Рыбешки мелкие, поджарятся быстро. Котелок, чай… все как обычно.

Рыбешки и вправду поджарились почти сразу – сушняк горел жарко. Съел их Матвей еще быстрее, после целого ходового дня есть он хотел просто очень сильно. Но наедаться на ночь он не станет: утром снова в путь, и лучше уж утром плотно позавтракать. Сейчас же он сидел у костра, невидяще глядя в темноту и попивая обжигающий чай. Мысли его крутились вокруг всего произошедшего, и его с головой накрыл страх. Нет, не тот первый страх, который почти лишил его жизни в стане у тела друга, и даже не тот ужас, который подкосил его в деревне на могиле отца. Он начал осознавать необратимость этой страшной перемены. Он – один. И пока не найдет маму, так и будет один. И если… Нет, он ее найдет, обязательно. Иначе он навсегда так и останется один. В душе заворочался мерзлый ком, обдавая холодом и выгоняя холодный пот. Тоска, страх и одиночество. Матвей никогда не был один. Всегда рядом был отец. Даже когда уходил в тайгу на промысел, он был рядом. Можно было дойти до него на лыжах или доехать на Орлике, или добраться пешком. Теперь не дойдешь и не доедешь, не спросишь совета, не вдохнешь родной запах… Всегда рядом была мама. В редкие моменты хандры или обиды она утешала и успокаивала. Мама даже ругала его с любовью, безусловной и огромной, мягкой и теплой. Как хлеб. Всегда рядом были его друзья, да и все деревенские тоже были рядом. Они были частью его мира. А теперь их не стало. Всех разом. И никто из них никогда уже не вернется. Только маму и девчат он должен найти. Тогда он вернет себе свою жизнь, которую отобрали эти… эти…