Александр Григоров - Знать [СИ]

Но лекарем — не получалось. Получалось — боевиком…

…Ежедневные занятия длились неделю.

Впервые за пять лет Несусвету захотелось курить. Нет, хотелось постоянно, но отчетливое желание сделать это, наплевав на запреты врачей и собственное здоровье, лезло наружу только на тренировках. Приходилось сбивать порыв пустырником.

— Да хрена ли… — отговаривался он, приступая к чтению, — все равно не выйдет.

И действительно не выходило. К концу занятия Несусвет кипел от бессильной ненависти к себе и тому идиоту, которому пришло в голову учить взрослого, сложившегося и успешного человека. Как правило, встреча заканчивалась оскорблениями и внеочередной порцией валидола.

— Ничего страшного, — успокаивал тренер после которой по счету неудачи, — давайте попробуем астрономию.

— Пошел ты! — ответил Карп Наумович, глядя прямо в лицо. И не отводил глаз, пока тренер соображал, что это — не фигура речи, а приказ.

Затем поспешно собрался и, прощаясь, сказал:

— Передумаете — звоните. Я вернусь.

Несусвет скомандовал по громкой связи — принести чай с галетным печеньем. Жутко хотелось пива с воблой, но разыгравшийся аппетит нужно глушить дозволенными приемами. Иначе — дисквалификация, пожизненная.

— Вернешься… — бросил Карп Наумович в закрывающуюся дверь, — бумеранг ты, что ли?

Дверь хлопнула, хозяин кабинета не увидел, как тренер скорчился от боли и на четвереньках пополз к выходу из приемной. Не заметила этого и секретарь — занималась чаем и печеньем.

В кабинете зазвонил телефон — незнакомый номер.

— Алло. Я. Встретиться?! — Несусвет потянул руку к другому телефону и отложил его обратно. — Ну можно. Да хоть завтра в двенадцать. Подумаю. Жду.

Положил трубку и проговорил в сторону:

— Интересненькое дело…

Филипповна и Георгиевна засиделись на лавочке допоздна. Восемь вечера, уже прохладно, скоро сериал, а вот зацепились языками за тему и чесали, пока пупырышки не сточились. Только расходиться — ан тут машина во двор заехала, прямо к соседнему подъезду. Ну как тут уйдешь?

— Пьянь залетная? — предположила Филипповна.

— Не, иностранцы, вроде. Наркоманы, — возразила Георгиевна.

Розуменко, Истомин и Дюжик вышли из машины, поблагодарили водителя и закурили. Володя и Аркадий Филиппович жили в одном доме, на съемных квартирах — временном столичном прибежище командиров.

Розуменко приехал за компанию, его дом — двумя кварталами выше по улице.

Подошли трое, один попросил закурить, а получив сигарету, выкрикнул:

— Джордж Вашингтон выращивал марихуану в своем саду!

Дюжик успел сделать два шага вперед и заслонить собой Володю и Степана Романовича.

— Один человек из двух миллиардов живет дольше ста шестнадцати лет! — быстро проговорил Дюжик.

— Джеймс Кук брал в заложники короля острова Кеалакекуа! — заорал Розуменко.

Нападающие оказались внутри защитной сферы. Нанести ущерб не могли, а чужую силу ощущали в двойном размере.

— Это чурки с рынка разбираются, — догадалась Георгиевна, выглядывая из-за дерева.

— Ты слепая, что ли? — поинтересовалась Филипповна. — Это ж сутенеры с клиентами за проститутку дерутся.

Стычка переместилась от мусорных баков к пустой детской площадке.

— Средний айсберг весит двадцать миллионов тонн! — ударил Розуменко.

Противник кубарем выкатился из поля сферы. Остальные согнулись в боксерских стойках.

— На пароходах камбуз размещается сзади!..

— …а на парусниках — спереди!

Первый нападающий достал из кармана картонный прямоугольник и вслух прочитал:

— Размеры обуви придумал Джеймс Смит в 1792-м году.

Защиту прорвало на уровне щиколотки. Пока знатоки справлялись с шоком, боец вне сферы вытащил подельников наружу. Они пришли в чувства и приготовились к атаке.

Но Дюжик залатал сферу постулатом из геометрии Лобачевского. Истомин шепнул медицинскую мудрость, окончательно вернув знатоков в боевое состояние. Из окна кричал Пользун, куривший на балконе. Другие соседи тоже высунулись, наблюдая за странной схваткой и грозясь вызвать варту.

По обе стороны сферы, накрывшей горку-слоника, люди были готовы высказаться в любой момент. Поняв ущербность своего положения, нападающие подняли руки и отступили к подворотне. Конфликт этим бы закончился, но Розуменко гаркнул в запале:

— Канарские острова названы в честь собак, а канарейки — в честь островов!!!

Двое, спотыкаясь отскочили. Третий упал на исходящий паром люк и не двигался.

Истомин прибежал первым: нащупал пульс, посветил в глаза, поднял раненому голову.

— Ну ты, Романыч, шмальнул. Зачем огнестрельным?

— Сорвался, — ответил Розуменко, — очень они мне не понравились.

— Обычные хулиганы. «Хомо гоп-стопус». — Дюжик приковылял последним, его зацепила фраза, которая разорвала сферу.

— Нет, Аркадий Филиппович, не обычные. — Розуменко расстегнул лежащему ворот и залез во внутренний карман. Извлек картонку с записанными знаниями. — У обычных хулиганов нет фраз дальнего действия с отметкой министерства безопасности.

Дюжик мельком глянул на картонку и присвистнул:

— На пару обойм хватит.

Когда Розуменко отошел, Истомин снова взялся осматривать РБСника.

— Да брось его, Володя, — сказал Степан Романович, — свои заберут. Уходить нужно, иначе скажут, что мы напали.

Истомин посмотрел исподлобья. Дюжик забежал в подъезд. Розуменко пошел домой.

— А где проститутка-то? — недоумевала Георгиевна.

— Какая? — удивилась Филипповна.

— Та, за которую сутенеры дрались?

В подтверждение Георгиевна кивнула на площадку.

— Тю, — сплюнула Филипповна, — дурак тебя понюхал, старую. Какие сутенеры? Ты что, не видишь — алкаши это. Пьянь залетная.

Володя дождался «скорую», шепча заклинания из учебника анестезиологии. Помнил не много, но и крохи спасли жизнь.

— Если бы я не верил своим глазам, — удивлялся хирург в неотложке, — то сказал бы, что в него стреляли из пистолета. Но раны нет. Очень странно.

В ту ночь Истомин в одиночку выпил две бутылки коньяка. К такому лекарству не прибегал лет десять. Наутро твердо решил вернуться в Харитонов и покончить с карьерой знатока.

«Хватит общественной деятельности. Какое врачу дело, кого лечить — знающих или невежд? Больны все, а кто думает иначе, тот — недообследованный.

Нечего врачу делать в штурмовом отряде».

Дюжик домой не собирался. Жена заочно подала на развод, Аркадий Филиппович заочно согласился. При этом чуть ли не каждый день созванивались и мило обсуждали раздел имущества. Интеллигентные люди, что говорить.

Лучшим другом Аркадия Филипповича стал Ростик. Они притягивались, как разноименные заряды — пожилой к молодому, мягкий к грубому, сдержанный к резкому. Дружбой их отношения назвать сложно, но в любом споре они стояли на одной стороне.