Паоло Соррентино - Не самое главное

– А сейчас ударь меня, да посильнее!

Паренек, которому не хотелось выяснять, что конкретно от него требуется, пробормотал:

– Ой, а мне надо срочно вернуть другу диск.

Вконец растерявшись, он смылся. Так и не выяснив, что значит “сейчас” и “посильнее”.

Наверное, Этторе Ботта просто хотел заняться любовью. Как джентльмен: деликатно, не торопясь.

У Антонеллы уже много лет есть жених, Джироламо, с которым она заключила договор вроде тех, что в шестидесятые заключали свободные пары.

Когда они встречаются, Джироламо непременно хочет пойти в пиццерию. Она говорит, что это ребячество.

И это правда, хотя любовь к пицце – необязательно признак инфантильного поведения.

Год назад, в феврале, она всерьез задумалась о самоубийстве.

Причины, подтолкнувшие ее к этой мысли, настолько сложны, что ни мне, ни вам их никогда не понять.

Антонелла, которая мастерски готовит генуэзский соус песто, живет одна в красивой, маленькой квартирке, где царит беспорядок.

Абажуры из фольги, изготовленные художницей – любительницей минимализма, портят интерьер и создают ощущение беспорядка.

В том числе беспорядка в голове у хозяйки.

Одна из страшных тайн Антонеллы заключается в том, что она не умеет кататься на велосипеде.

Она стыдится этого настолько, словно ее поймали на квартирной краже.

Мама умерла, когда ей едва исполнилось девять лет. Антонелла помнит только, что мама была красавицей.

Отца она никогда не видела. Говорят, он был безбашенным, чем-то торговал. Нюхал кокаин.

Антонеллу вырастила тетка, Ида Петти. Она выглядела моложаво и тратила все свое время на непрерывно сменявших друг друга мужчин в возрасте. Их сводило с ума не только ее тело или ум, а ее стильность.

Тетка любила повторять, что в жизни стиль – это все.

Иногда, несколько варьируя свое кредо, она заявляла, что благодаря стилю можно всего добиться.

Только повзрослев, Антонелла поняла, что стиль не помог тетке чего-нибудь добиться.

Значит, стиль – это не все.

Этим и объясняется пристальное внимание Антонеллы ко всему пошлому.

Вплоть до мазохистической провокации, которую она совершила на конференции, посвященной польской драматургии XX века в Фано, заявив: “Театр – это пошло”.

Ее все время тянет позвонить старшему брату, который живет в Сиднее и торгует вином. Но она не звонит. До сих пор не может разобраться в часовых поясах.

Позавчера Антонелла увидела, как у канализационного стока совокуплялись крысы.

Она говорит, что не боится крыс, а боится стать буржуазной.

Поэтому она никогда не нацепляет в качестве украшений английские булавки – те, которыми закрепляют пеленки, но тайно коллекционирует их уже двадцать лет.

В ее коллекции преобладают булавки с крокодильчиками и черепашками.

У нее есть черно-белая фотография бабушки по маминой линии, где бабушка стоит рядом с деревенским домом. Штукатурка на нем облезла. Антонелле часто приходила в голову странная мысль, что она похожа не столько на бабушку, сколько на дом.

Перед сном она курит травку. А когда потом смотрит на Луну, ей бывает грустно. Видимо, марихуана так действует.

Она никогда не сомневалась, что американцы высадились на Луне. Это одно из ярчайших воспоминаний ее детства.

Кому же хочется, чтобы такое воспоминание обернулось обманом.

Антонелла вечно тревожится из-за того, что однажды ей придется удалить четыре зуба мудрости.

Потому что не знает, что зубы мудрости у нее так и не выросли.

Оставаясь одна, она всегда смеется над тем, что громко пукает. Это еще одна ее тайна.

В кармане ее плаща лежит визитка китайского массажиста, который приходит на дом. Антонелла вызвала его всего один раз, заплатила кучу денег. Массаж ей не понравился, но она считает, что виноват в этом не массажист, а она сама: в тот день вся жизнь казалась ей одной огромной ошибкой.

Нравятся ей татуировки или нет, она и сама не знает. Что делает ее оригинальной.

Она ненавидит свою верхнюю губу, подозревая, что та придает ей злобный вид. По мнению Антонеллы, она совсем не такая.

Выбирая главное свойство своего характера, она бы сказала: “гостеприимная”.

Мечтает познакомиться с Кармело Бене [15] Кармело Бене (1937–2002) – итальянский актер и режиссер. , чтобы, как она говорит, почувствовать вблизи, что такое “мощная личность”.

Считает себя чрезвычайно талантливой актрисой.

Но это не так.

Хотя личность у нее мощная.

Обожает сплетни, правда, на людях с раздражающим эксгибиционизмом утверждает, что сплетников терпеть не может.

Страшно удивляется, когда ей удается кого-нибудь рассмешить: всю жизнь она считала, что лишена чувства юмора, хотя это не так.

Через неделю она умрет.

Ее кремируют. Она сама много раз говорила об этом Джироламо после вечернего косяка – с грустью и чувством неловкости.

После смерти она пожалеет о том, что выбрала кремацию.

Впрочем, она и при жизни не была уверена на сто процентов. Она говорила об этом, рисуясь, а вовсе не потому, что так думала. В глубине души ей казалось, что рассуждения о кремации равносильны принципиальной антирелигиозности.

Но настает день, когда жалеешь о том, что прежде был наивно антирелигиозен.

Много лет назад ей пришла в голову гениальная мысль, развивать которую она не стала: антирелигиозность – отвратительная дочь лени и упрямства. Антирелигиозность банальна, а она всегда боялась оказаться банальной.

На самом деле у нее никогда не было подлинных убеждений. Как и у всех.

На ее веселых и бессмысленных похоронах среди других слово возьмет городской советник Луиджи Маротта и признается с неуместным чистосердечием:

– Я любил ее всю жизнь, а она всю жизнь любила меня одного. Я должен был об этом сказать.

В это мгновение многие тайком скосили глаза на Джироламо, который стоял, как ни в чем не бывало, с горестным видом.

Лишь ночью, в тишине дома, взятого в осаду августовской жарой, Джироламо почувствует позыв к рвоте. Один раз. В это время он подумает: все знали, кроме меня.

На следующее утро, так и не сомкнув глаз, пьяный, он позвонит близкому другу и заявит буквально следующее:

– Я решил поставить Антонелле оценку за прожитую жизнь. В лучшем случае – тройка с минусом.

Грустная подробность: узнав о смерти сестры, брат Антонеллы не сочтет нужным покинуть Сидней. Попивая изумительное шардоне, он тихо скажет жене, словно прося извинения:

– Она мне никогда не звонила.

В Сиднее часов семь вечера. Наверное, солнце еще не зашло. Легкий ветерок. Диковинные птицы. На небе белый след самолета. Солнце освещает бензозаправку. На спинке стула тонкий женский свитерок. Сосед слушает песни Тейлор Свифт. Издалека доносится ровный, нераздражающий шум газонокосилки.