Паоло Соррентино - Не самое главное

Поэтому, когда Ливио охватил восторг от того, будто совсем скоро его жизнь изменится раз и навсегда, и когда он начал строить планы, решив, что больше домой не вернется, он врезался в дорожное ограждение и погиб на месте.

Шесть дней спустя Ливио появился у себя в антикварной лавке. Теперь он был призраком.

Он сел и оперся локтями о трюмо, привыкая к неведомому живым ощущению бесконечности. И стал наблюдать за Дженни, которая сменила его на посту.

Ливио не очень понравилось, что Дженни ведет себя как самостоятельная женщина (так выражаются в телевизоре “эксперты”, которых Ливио терпеть не мог). Ни намека на горе и траур.

Дженни была спокойна. И даже радостнее обычного.

Ливио удивило, что для антиквара она необычайно деятельна.

Призрак Ливио с неудовольствием отметил, что покупателей прибавилось по сравнению с тем, когда в лавке хозяйничал он.

В обеденный перерыв Дженни закрыла магазин, но прежде впустила мужчину, которого, судя по их доверительным отношениям, знала довольно давно.

Наверное, познакомились на кинофестивале, – решил Ливио.

Призрак напрягся.

Удивительные проявления одушевленности материи объясняются нервозностью обитателей загробного мира.

Дженни увлекла мужчину с аккуратно подстриженной бородой в кладовку, и они впервые поцеловались настолько свободно, что оба растрогались.

Опьяненные свободой, они даже прослезились.

Бородатый мужчина положил руку на голую ногу Дженни.

Весенние чудеса. Светлые мгновения жизни.

И тогда, чтобы прервать непристойный поцелуй, Ливио уронил старинные часы.

Любовники не обратили на это никакого внимания и продолжали целоваться пылко, как целуются на автобусных остановках подростки, сбросив на землю рюкзаки и чувствуя себя на седьмом небе от счастья.

Другой призрак постучал пальцем по плечу Ливио. Тот обернулся.

За спиной никого. Ощущение бесконечности прошло.

Ливио больше не было.

Все кончается, даже смерть.

Полная бестолочь. Из Беневенто. Младший из пятерых детей.

В восемнадцать лет, знойным, как на Борнео, июнем он решает попытать счастья, приняв участие в фестивале “Беневенто – город искусств”. Выступить с номером, в котором он хотел подражать легендарному пародисту Джиджи Сабани.

Аркадио Латтанцио.

Руководитель фестиваля – известный журналист Маурицио Костанцо – устраивает Аркадио просмотр, а потом, ни слова не сказав горящему надеждой юноше, зовет ассистентку и просит принести сменную “фирменную” рубашку, потому что он взмок.

Аркадио ждет, униженный и оскорбленный.

Стоя как вкопанный посреди сцены, он еле сдерживает слезы, пока Маурицио Костанцо переодевается, демонстрируя голый торс спорных эстетических достоинств.

Костанцо по-прежнему ничего не говорит. Он просто забыл о существовании Аркадио. Убитый горем юноша молча покидает сцену.

Он подозревает, что Костанцо даже не догадался, кого он пародировал.

Несмотря на страшное разочарование, Аркадио многие годы испытывает глубочайшее уважение к Костанцо.

Дни напролет он валяется на постели, смотрит в потолок и придумывает, что бы сделать такого, чтобы попасть на популярное шоу, где выступают разные чудики.

“Шоу Маурицио Костанцо”.

Из-за этого и еще много из-за чего заботливые родители Альдо и Либера Латтанцио тревожатся за сынка-недотепу. У него один огромный талант – бездельничать.

Он полная противоположность братьям, которые постоянно учатся, что-то придумывают, участвуют в конкурсах, находят работу, строят карьеру.

Аркадио взирает на все это издалека, подчеркивая, что он-то из другого теста. Родным порой кажется, что у него не все дома.

Когда братья заботливо подталкивают его к тому, что пора задуматься о будущем, Аркадио торжественно заявляет:

“Бывает два вида страсти. Первая мне не по силам, до второй мне нет дела”.

Отец защищает его – говорит, что Аркадио просто странный.

Мама говорит, что Аркадио просто дурак.

Отец настаивает:

– Аркадио, ты так любил театр. Может, попробуешь?

С тем же торжественным видом Аркадио заявляет:

– Театр это как мини-гольф. Занятие для пенсионеров.

– Да ты что? Театр – это прекрасно, – возражает мама.

Суровый и непреклонный, Аркадио ставит точку в беседе:

– Рано или поздно я вас удивлю. И когда это произойдет, я забуду поблагодарить вас во время оваций.

– Забудешь, и ладно! Главное – чего-то добейся, – отвечает мама, теряя терпение.

На самом деле у Аркадио нет никаких идей, чтобы кого-нибудь удивить.

Поэтому он чувствует себя страшно виноватым.

В девятнадцать лет на голове у Аркадио появляются первые седые волосы. Он сразу берет быка за рога. Часами сидит в ванной, совершая сложный ритуал окрашивания.

Инстинкт самоучки, который проявляется во всем, чем бы ни занимался Аркадио, не помогает достичь убедительного результата.

Защищаясь от постоянных нападок родных, Аркадио утверждает, что реагирует на все вяло и замедленно из-за травмы, которую пережил в четырнадцать лет.

Его история всем известна. Аркадио говорит (никто не знает, правда ли это), что страдает редкой формой дальтонизма. Поэтому до четырнадцати лет он считал, что мама блондинка, хотя у нее каштановые волосы.

Один из старших братьев смеется:

– Это что еще за травма такая?

– Шок, изменяющий восприятие реальности, – объясняет Аркадио с серьезным и сокрушенным видом.

Терзаемый чувством вины, он проводит еще несколько месяцев, валяясь на постели.

Наконец его осеняет.

Он берет бумагу и ручку и пишет письмо в редакцию “Шоу Маурицио Костанцо”. В письме он на голубом глазу рассказывает, что его дважды похищали инопланетяне. Зачем отпустили – умалчивает. По поводу суммы выкупа напускает туману. Еще он пишет, что забыл, какую валюту использовали инопланетные преступники.

Зато он сообщает, что однажды малиново-зеленый шестиглазый человечек объяснил ему: одна их монета соответствует шести долларам.

В ожидании ответа Аркадио валяется на постели еще два месяца. Ответа нет.

Разумеется, он давно подумывает о том, чтобы взяться писать романы. Но дальше первых строк дело не идет. Он уже сочинил четыреста начал и ни единого продолжения.

Одно из лучших – такое:

“Какой мне от этого толк? Никакого. А вам? Вы – мерзкие шакалы, вот что я вам скажу”.

Чтобы как-то успокоить отца, который изводит ни в чем не повинного отпрыска, взывая к его чувству вины, Аркадио начинает ходить в городской театр Беневенто.

Аркадио смотрит заигранные, потускневшие спектакли, которые гастролирующие труппы уже показали во всех крупных городах.