Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

– Я совершенно забыл о том месте, – говорит мистер Мерфи.

– Ну, я думаю, Коннор помнил его, – отвечает Синтия. – Правильно я говорю, Эван?

Я смотрю на нее, на Мистера Мерфи, на Зо, выдыхаю весь воздух из груди и говорю им то, что они до боли жаждут услышать:

– Правильно.

Создается впечатление, будто все они тоже выдыхают. В комнате чувствуется облегчение, настоящее облегчение, небольшое, но осязаемое. То, что я делаю, что говорю, работает, помогает, а все, чего я хочу, – это помочь.

– Мы делали это постоянно, – изрекаю я, не зная, как заткнуть себя. – Просто шли куда-то и разговаривали. – Как приятели. Как друзья. – Говорили о фильмах и о людях из школы. О девушках. Об обычных вещах. С Коннором было легко общаться.

Я вижу, как много мои слова значат для них. Мне хорошо оттого, что из-за меня хорошо им. Я прогнал их боль, хотя бы на какой-то момент. И поступил правильно.

– В тот день, – говорю я, – мы нашли в саду полянку, лежали на траве, смотрели в небо и просто… разговаривали.

О наших жизнях. Где мы побывали. Чего мы хотим. Что будет после школы. Мы не знали этого точно, но понимали, что справимся. Поможем друг другу. Что бы ни случилось…

– …все казалось возможным.

Делаю паузу, думая, что потерял их, потерял себя, но уже слишком поздно. Мой рот существует отдельно от мозга, слова льются, словно всю мою жизнь ждали, чтобы я их выплеснул.

– А какое в тот день было солнце, я так ясно представляю его себе, оно было очень ярким. И мы лежали и смотрели в небо. Оно казалось бесконечным.

И дерево.

– Мы увидели это дерево. Невероятно высокий дуб. Он был больше всех остальных деревьев. Мы вскочили, побежали к нему и стали взбираться вверх. Мы ни о чем не думали.

Мерфи карабкались на дуб вместе со мной, боялись пропустить хоть слово.

– Мы продолжали взбираться. Выше и выше. Добрались почти до самой верхушки, но потом… Ветка не выдержала.

Я упал.

– Я лежу на земле. Моя рука онемела. Я жду.

Теперь в любую секунду. Теперь в любую секунду.

И я смотрю, и я вижу.

Я вижу…

– …Коннора. Он пришел за мной.

Наконец я замолчал. Они все смотрят на меня, словно ждут, что я скажу дальше. Но я едва понимаю, что я сейчас наболтал. Словно очнулся ото сна. Я сидел там, описывая тот день, тот кошмарный день, только вот это был не тот день, не совсем тот. На этот раз там был Коннор. То есть на самом-то деле его там не было, но у меня в мозгах сложилось так, что будто бы был, и внезапно тот самый день показался не таким уж кошмарным. А каким-то другим.

Периферийным зрением вижу, что ко мне подходит Синтия, и чувствую, как ее руки обхватывают меня.

– Спасибо тебе, Эван, – говорит она. – Спасибо тебе.

Это лучшее на свете чувство. И одновременно худшее.

Выхожу на улицу, Зо следует за мной.

– Я отвезу тебя домой, – говорит она.

В жизни бы не подумал, что наступит мгновение, когда я откажу Зо Мерфи, но все, что мне сейчас надо, – побыть одному.

– Это необязательно.

– Мне нужно проветриться. Запрыгивай.

Она проносится по подковообразной подъездной дорожке и выезжает на улицу. Я думал, что наконец впервые за несколько часов смогу вздохнуть свободно, но не тут-то было: я восседаю на переднем сиденье голубого «Вольво» Зо Мерфи.

Я всегда мечтал о таком моменте, мечтал остаться с ней наедине, на расстоянии всего в несколько дюймов. Но сейчас я не в состоянии включиться . Пожалуйста, кто-нибудь, помогите.

Молчание умоляет прекратить его.

– Это хорошая машина. Немецкая?

– Кусок дерьма, – отвечает Зо. – Вечно с ней что-то не так.

По мере того как Зо набирает скорость, мотор рычит громче. Больше она не сказала мне ни слова за всю поездку, даже когда я показывал ей, куда надо свернуть. Молчание дает мне возможность обдумать сегодняшний вечер и прийти к заключению, что он оказался совершенным и безусловным провалом. В какой-то момент, когда на спидометре больше шестидесяти миль, я представляю, что расстегиваю ремень, тяну ручку дверцы и вываливаюсь на оживленную дорогу. Какая трагедия.

Мы останавливаемся у моего неосвещенного дома, Зо наконец поворачивается и замечает меня.

– Ты, возможно, думаешь, что я маленькая и без понятия, но я в курсе, что происходит, и прекрасно все понимаю.

– Не соображу, о чем ты.

– Вы с Коннором посылали друг другу ваши секретные письма не потому, что были друзьями.

Я должен был сделать это – выпрыгнуть из машины, когда имелась такая возможность.

– Что?

– Я напрягала мозги всю ночь, пытаясь представить, почему вы общались друг с другом, – говорит Зо. – Давай отгадаю. Вы говорили о наркотиках?

– Наркотиках?

– Вот почему он рассердился на тебя тогда, во время ланча. Будь честен со мной, пожалуйста. Я просто хочу знать правду.

– Нет! Ты с ума сошла? Я? В жизни их не употреблял. Клянусь. – Наконец-то я говорю правду.

– Ах так? Ты клянешься?

Мать Зо чуть не задушила меня в объятиях, а сама Зо подозревает меня во всяких гадостях.

– Клянусь.

Она изучает меня какое-то мгновение, а потом отворачивается, давая знать, что я – свободен.

Пытаюсь открыть дверцу, но она заперта. Зо ударяет по кнопке, но в то же самое время я тяну за ручку. Отпускаю ручку, и она может теперь отпереть дверцу без помех. Когда я наконец слышу божественный щелчок, то распахиваю ее и вдыхаю полной грудью чистый воздух. Осторожно закрываю за собой дверцу и смотрю, как Зо уезжает в ночь. До чего же не прав я был с самого начала. Худшее, что могло случиться. И оно еще не закончилось.

Я не слишком хорошо понимаю, почему отчитываюсь перед Джаредом в каждой своей новой неудаче. Мне не становится лучше после наших чатов. Джаред имеет обыкновение подчеркивать мои ошибки, и они начинают казаться еще трагичнее, чем поначалу.

Но сейчас, сидя на диване в темной гостиной, я чувствую себя таким потерянным. Джаред – единственный человек в целом мире, кто имеет хоть малейшее представление о ситуации, в которой я нахожусь. Я плыву в открытом космосе, а он – голос центра управления полетами в моем наушнике. Я могу не соглашаться с его тактикой, но без него есть такая вероятность, что я никогда не вернусь домой.

Быстро докладываю Джареду, как обстояло дело у Мерфи. И, как обычно, у меня не получается предугадать, на чем он сфокусируется.

Его родители думают, вы – любовники.

Ты понимаешь это, да?

Что? С какой стати они должны так думать?

Хмм. Вы были лучшими друзьями,

но он не разрешал тебе разговаривать с ним в школе?

А когда ты это сделал, отлупил тебя?

Именно так ведут себя

тайные любовники-геи в старших классах.

О Боже.

Я говорил тебе, что делать.

Что я сказал?

Кивай и поддакивай. И все.