Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

За то короткое время, что я шел от автобусной остановки, мои подмышки взмокли, а бумага, в которую был обернут букет, превратилась во что-то кашеобразное. На крыльце я развернул цветы, сделал из бумаги комок и сунул в карман брюк.

Дом Мерфи мирно расположен между двух прекрасных буков в конце широкого тупика. Передняя дверь выкрашена в необыкновенный красный цвет. Нужно позвонить. Но по какой-то причине рука не поднимается. Эти цветы предназначены Зо в знак моего к ней расположения или чего там еще, но вместо этого я отдаю их ее маме, ведь она потеряла сына. Единственная причина, почему я здесь, заключается в том, что здесь нет Коннора. Какие чувства мне следует испытывать по этому поводу?

Я слишком занят тем обстоятельством, что не могу позвонить, и едва замечаю, как дверь распахивается и появляется мама Коннора со смущенной улыбкой на лице.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Доброй ночи. То есть я хочу сказать, добрый вечер, миссис Мерфи.

– Входи. И, пожалуйста, называй меня Синтией.

Отдаю ей цветы.

– О, очень мило с твоей стороны, Эван. Спасибо.

Она притягивает меня к себе и обнимает немного дольше, чем положено. Я боюсь, что она может услышать, как колотится у меня в груди сердце, готовое выскочить наружу. А затем через ее плечо вижу Зо, спускающуюся по лестнице. Не в пример своей матери она не выказывает удовольствия при виде меня. По ее глазам можно сказать, что ей известно, кто я есть – изрядный лжец, а также дурак, потому что согласился прийти сюда сегодня.

Посередине стола стоит ваза с яблоками. Такими блестящими и идеальными, что я подозреваю, будто они ненастоящие. Но, протаращившись на них десять минут, убеждаюсь: их можно есть.

Еда на моей тарелке также выглядит съедобной. Но мне тяжело дышать, не то что глотать. Пытаюсь поддеть зернышки риса так, чтобы они оказались между зубьями вилки, – эту небольшую игру я затеял, желая потянуть время.

– Здесь жарко, – говорит миссис Мерфи, обмахивая себя рукой. – Вам тоже?

Я плавлюсь от жары, но держу рот закрытым.

– Для сентября слишком душно, – отзывается мистер Мерфи. – Я могу включить кондиционер, если хотите.

– Нет, все хорошо. – Миссис Мерфи прикладывает к голове салфетку.

Зо ни слова не сказала с тех пор, как я здесь появился. На прошлой неделе мы наконец-то поговорили после стольких лет (дважды!), а теперь похоже на то, что первые два раза окажутся и последними. Я думал, она сегодня будет в школе – понедельник же, но она опять там не появилась. Гадаю, а вернется ли она туда вообще.

Мистер Мерфи поднимает большое блюдо:

– Кто-нибудь хочет еще цыпленка?

– Думаю, аппетит есть только у тебя, Лэрри, – говорит миссис Мерфи.

Он, немного посомневавшись, кладет себе на тарелку еще кусок.

– Я не позволю этому пропасть. Было очень учтиво со стороны Хэррисов принести его нам.

Отрезаю кусочек цыпленка, но не успеваю донести до рта.

– Коннор рассказывал тебе о Хэррисах? – спрашивает миссис Мерфи.

Частью моего стажерства в парке было изучение этических правил, которым должен следовать лесник. В справочнике есть глава о том, что нужно быть честным в мыслях и делах . Но, к несчастью, там не объясняется, как выжить в джунглях старших классов или как не сделать неудобную ситуацию еще неудобнее. Потому я обратился за советами к Джареду. И если бы я сразу прислушался к нему, то не пошел бы на прощание с Коннором и меня не пригласили бы на сегодняшний ужин.

В ответ на ее вопрос я лишь киваю и делаю глоток воды. Здесь я согласен с Джаредом – мои действия не ложь. Я же молчу.

– Они наши старинные друзья, – поясняет миссис Мерфи.

Я понимаю, она хочет, чтобы я что-то сказал. Я не собирался ничего говорить – таков был план, – но теперь, когда я сижу лицом к лицу с этой женщиной и вижу ее умоляющие глаза, провести весь вечер молча кажется мне нереальным, если не грубым.

– Ммм, – мычу я, что, в сущности, не является словом. А даже если является, то его можно отнести к еде, которую, как я притворяюсь, ем.

– Мы вместе с ними катались на лыжах, – говорит миссис Мерфи. – Здесь хорошие склоны. Мы замечательно проводили время.

Я киваю, и киваю, и киваю, а затем, не успев вовремя остановиться, открываю рот:

– Коннор любил кататься на лыжах.

– Коннор ненавидел это занятие, – говорит Зо.

Чувствую на себе ее взгляд, но не смею поднять на нее глаза. Почему я думал, что справлюсь с этим? Если я чувствую хоть легкое давление, то немедленно замыкаюсь в себе. Давление – мой криптонит. Коннор ненавидел лыжи, как я ненавижу давление.

– Да, он ненавидел лыжи. Это я и хотел сказать. Он, да, он просто исходил ненавистью, когда речь заходила о лыжах. Он любил говорить о том, что терпеть не может кататься на лыжах.

– Значит, вы, мальчики, много общались? Ты и Коннор? – спрашивает миссис Мерфи.

Было ошибкой оторвать взгляд от вазы с яблоками, но тем не менее я сделал это. Лицо миссис Мерфи молит хоть о крошечной информации. О чем-нибудь. О чем угодно.

Наконец я выдаю:

– Довольно много. – И горжусь этим ответом, потому что не сказал да , а еще потому, что слово много значит разное для разных людей. Я много разговариваю с папой? Если сравнить с тем, сколько разговаривают со своими отцами солдаты в Афганистане, будет справедливо сказать именно так.

Но Зо нужны разъяснения:

– Где?

– Ты имеешь в виду, где мы виделись?

– Да, где?

Джаред ничего не говорил о том, что делать с вопросами, на которые нельзя ответить «да» или «нет». А на этом экзамене, оказывается, требуются развернутые ответы.

– Ну, – говорю я, принуждая себя кашлянуть, – в основном мы общались у меня. Но иногда и здесь, если никого не было дома. – Зо готова обозвать меня лжецом и обманщиком – я знаю это. Меня вышвырнут отсюда, и я стану не только невидимкой, но еще и парией. Я буду учиться дома, и моей единственной связью с внешним миром станут социальные сети и электронная почта. О! – Электронная почта, – говорю я. – Мы много переписывались. Иногда он не хотел общаться лично. И я понимал его. Это, похоже, была наша общая черта.

– Мы просмотрели его письма, – говорит Зо. – Там от тебя ничего нет.

Может, я чересчур взволнован из-за того, что она опять со мной разговаривает. Может, потому я, вопреки намерениям, продолжаю связывать слова воедино.

– Ну… Да. То есть у него был другой аккаунт. Секретный. Мне надо было сказать об этом раньше. Наверно, совсем вас запутал. Прошу прощения.

– А почему он был секретным? – не унимается Зо.

– Почему он был секретным? – переспрашиваю я. Похоже, пришло время начать есть. Запихиваю в рот рис и жестом даю понять, что буду готов ответить на совершенно справедливый вопрос Зо, когда проглочу еду, – ведь все знают, что, согласно этикету, говорить с полным ртом неприлично. Глотаю цыпленка и запиваю водой.