Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Учитывая, с какой высоты я падал, я мог сломать не только руку. Мне повезло. Все так говорили. Я не чувствовал себя очень уж везучим, когда лежал под деревом с нестерпимой болью в руке. Но все же удача оказалась на моей стороне. Я мог сломать спину. Мог раскроить череп. А могло быть и еще хуже.

Лесник Гас отвез меня в больницу. И все спрашивал, что мне понадобилось на дереве. Я не знал, как объяснить ему, что мне внезапно захотелось залезть на это чертово дерево, хотя я должен был работать. И с ходу сочинил историю, которая могла бы оказаться и получше, – мол, хотел найти убежавшую собаку. Она скрылась, прежде чем я успел схватить ее, а я погнался за ней. И подумал, что сверху мне будет лучше видно, куда она рванула.

– Ты должен был позвать меня по рации, – сказал лесник Гас. – Сколько раз я говорил тебе это? Если случается что-то необычное, твоя обязанность – сообщить мне. – Он очень рассердился.

Было несколько случаев за лето, когда неожиданное повышение голоса лесника Гаса заставало меня врасплох и мне приходилось напоминать себе, что, хотя я и считаю его другом, на самом-то деле он – мой начальник. Один раз это произошло, когда я попытался назвать его просто Гасом, опустив слово «лесник», и он немедленно поправил меня.

– Правила нужны для того, чтобы ты был в безопасности, – сказал лесник Гас с водительского сиденья одного из принадлежащих парку грузовиков. – Чтобы в безопасности были все, в том числе и парк. А у меня такое впечатление, что ты выбросил мои слова в окно.

Он был прав. Если честно, в тот момент я совершенно не думал о безопасности. Моя голова была занята другим.

– Послушай, я знаю, что тебе больно, – сказал лесник Гас. – Но если это тебя ничему не научит, твоя боль будет напрасна.

Я не возражал против того, чтобы лесник Гас наезжал на меня. На самом-то деле я был благодарен ему за это.

– Ты звонил своим? – спросил он.

Реакция лесника Гаса оказалась лучше, чем отношение к случившемуся моего отца. Когда я разговаривал с ним на следующий день, он начал рассказывать о своей старшей падчерице Хейли, сломавшей кисть в прошлом году. Папа поведал, как быстро она зажила и Хейли снова стала играть в спортивные игры. Если он пытался сделать так, чтобы я почувствовал себя лучше, то у него это не получилось. Я бы предпочел какие-нибудь другие слова. Он мог высмеять меня, потому что я такой неуклюжий, или высказать сочувствие простым «хреново», или же рассказать о переломе, который был у него в детстве. А про Хейли мне тогда слушать не хотелось.

– Я оставил маме сообщение, – сказал я леснику Гасу. – Думаю, она на занятиях. – По какой-то случайности в тот день, когда мы приехали в больницу, ее там не было. Помню, что почувствовал большое облегчение по этому поводу.

Я не видел лесника Гаса со времени окончания практики. Я проводил с ним по пять дней в неделю в течение двух месяцев, а теперь у нас нет общих дел. Не знаю. Мне кажется, это немного неправильно. Мы были одной командой, а теперь он, наверное, обучает нового стажера.

Включаю экран компьютера. Можно послать леснику Гасу письмо и спросить, как у него дела. Но, учитывая, что он очень редко выходит в интернет, увидит он его, вероятнее всего, только через несколько недель. Я пытался уговорить лесника Гаса завести профиль в соцсети, но ничего особо хорошего из этого не получилось. Он живет как бы вне общества и считает, что технологии это самое общество разрушают. Кроме того, если я стану расспрашивать, как у него дела, он поинтересуется моими.

Тем вечером я пытаюсь сделать часть домашних заданий до ужина и тут замечаю в почтовом ящике новое электронное письмо. Тема: Спасибо тебе . Открываю письмо и обнаруживаю, что его написала Синтия Мерфи. Ее имя на какое-то мгновение ослепляет меня. Почему я дал им свой настоящий адрес? Мне тоже нужно было создать фальшивый аккаунт.

Начинаю читать:

Дорогой Эван,

Мы получили конверт с письмами. И не можем выказать, насколько благодарны тебе за то, что ты доверился нам и прислал вашу частную переписку. Эти письма, конечно же, обрисовали нам тот образ Коннора, очень скрытый, который мы с трудом соотносим со своим сыном.

Ты упомянул о том, что на самом деле писем больше. Мы были бы благодарны тебе, если бы ты прислал нам что-то еще по твоему выбору, когда сможешь. Читать эти письма – все равно, что видеть Коннора живым, и какая-то часть меня хочет растянуть это ощущение навсегда.

Хочу попросить тебя об одном одолжении. Нет ли у тебя писем, в которых была бы информация о злоупотреблении Коннором наркотиками? В частности, упоминал ли он когда-нибудь имена людей, которые снабжали его запрещенными веществами? Не мог бы ты проверить это? Разумеется, муж думает, что я попусту трачу время, но я буду крепче спать по ночам, зная, что ты все внимательно просмотрел и можешь подтвердить, что ничего такого в письмах не было.

И наконец, когда мы снова увидим тебя? Ты свободен завтра вечером? Мы хотели бы, чтобы ты опять поужинал с нами.

С большой любовью,

Синтия

Писем, которые я им отдал, оказалось ей мало. Она хочет еще. Это никогда не кончится.

Имена? Почему она спрашивает меня об этом? Чтобы сообщить полиции? Вряд ли она собирается посылать этим людям подарочные корзины. Нет, она хочет расплаты. Так я интерпретирую этот текст, а в литературных вопросах, в отличие от многих других, я чувствую себя уверенно. А еще я не сомневаюсь вот в чем: появление Синтии Мерфи в полиции – это худшее, что может произойти .

На моей тумбочке рядом с нетронутой пачкой проспектов стипендий за эссе стоят две бутылочки. Одна с водой, другая с лекарством. Глотаю таблетку и запиваю ее. Закрываю глаза и жду, когда она подействует. Мои плечи расслабляются, дыхание замедляется, сейчас произойдет перезагрузка.

О'кей. Я обязан прекратить это. Просто скажу Синтии, что не знаю никаких имен. И это правда. (Я начал отмечать свои правдивые утверждения, будто они – хлебные крошки, которые помогут мне выбраться из сложившейся ситуации.) Но что если Синтия на этом не остановится? Ведь мы говорим о горюющей матери. Женщина потеряла сына. Для нее это не игра. И для меня тоже.

Хватит. Так не может продолжаться. Пора раскрыть правду. Всю правду. Это то, что я пытался сделать с самого начала, но изъяснялся недостаточно громко и ясно. Я все исправлю. Снова пойду к ним, посмотрю в глаза и признаюсь в содеянном.

– У тебя все хорошо?

В дверях моей комнаты появляется мама. Могу поклясться, у нее есть что-то вроде сверхспособности неожиданно и в самый неподходящий момент оказываться у двери моей спальни.

– Да. Все о'кей. Разумеется. – Когда же подействует лекарство?