Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

– У тебя очень сосредоточенное лицо. – Мама щурит глаза, изображая меня. – Дай я догадаюсь. – Она делает шаг вперед. – Ты учишь математику? Этот предмет всегда был моим самым нелюбимым.

Захлопываю компьютер, прежде чем она успевает подойти к нему. Мама сразу же останавливается, и мы смотрим друг на друга.

– Я просто… писал Джареду, – говорю я, руки у меня дрожат. – Он задал мне вопрос.

Избегаю ее взгляда и замечаю, что она одета в форму медсестры.

– Создается впечатление, что вы стали больше проводить времени с Джаредом. – Похоже, она чувствует облегчение. – Я всегда говорила, что он может стать тебе хорошим другом.

– Да, Джаред действительно хороший.

– Я горжусь тобой. Ты начал открываться людям. – У нее на плече висит сумочка, а в руке – ключи от машины.

– Ага, – равнодушно отвечаю я.

– Ну, я тебя покидаю, но деньги оставлю на столе. – Она поворачивается, чтобы уйти. – Закажи, что хочешь. Ладно?

Слабое давящее чувство добавляется к тем, что уже бурлят в моей голове. Хотел бы я, чтобы мне было наплевать.

– Я думал, мы сегодня идем есть тако. И обсуждать эссе.

Ее глаза становятся огромными.

– Так это сегодня. О боже ты мой. О, солнышко. Я совершенно забыла. Черт. – Она стучит ключами по голове.

– Все о'кей, – говорю я, а что еще я могу сказать?

Она садится на кровать и смотрит на бумаги на тумбочке.

– Знаешь, что? Ты можешь начать просматривать вопросы без меня. А затем, если у тебя появятся какие-нибудь идеи, ты мне напишешь, а я отвечу и поделюсь с тобой своими идеями. Так будет лучше, верно? Ты сможешь спокойно все обдумать.

Киваю, готовый завершить разговор.

– Ага. Конечно.

– А тако мы пойдем есть когда-нибудь еще, Эван. Можно завтра. Как ты насчет этого?

– Завтра я не могу. Я… Я занят.

Мама не слышит меня, а смотрит на свой телефон, чтобы узнать, сколько времени.

– Черт. Я опоздала.

Выбираюсь из кровати.

– Иди. – Эти утки не станут чистыми сами собой.

– Нет, давай все обговорим.

– Все хорошо.

– Эван…

Направляюсь к двери.

– Пойду приготовлю себе ужин, – говорю я, оставляя ее, одинокую и опоздавшую, в моей комнате.

Вот двуспальная кровать, на которой спал Коннор Мерфи. Деревянный пол, который он порядком истоптал своими ботинками. Белые стены – он постарался завесить их всякой всячиной. Между постерами фильмов и музыкальных групп, доморощенных произведений искусства и шутливой наградной лентой с надписью СЕГОДНЯ Я НАДЕЛ ШТАНЫ висит фотография руки с вытянутым средним пальцем. Палец выкрашен в черный цвет, на нем маленькие белые буквы. Только почти прижав лицо к фотографии, можно разобрать, что там написано: «БУ-У-У!»

Да, я напуган. Но я был таким еще до того, как переступил порог комнаты Коннора. Синтия сказала мне подняться сюда на то время, пока она закончит приготовление обеда. Случилось так, что, пребывая в паническом состоянии, я приехал к ним на час раньше, чем должен был. Я предложил остаться с ней и помочь накрыть на стол, поскольку она управлялась в одиночку, но Синтия настояла на том, чтобы я провел какое-то время «наедине с Коннором».

На улице – градусов двадцать пять, но в доме Мерфи я дрожу от холода. У женщины внизу сердце готово разорваться во второй раз, и я – единственный на свете человек, который собирается помочь ей в этом. Она снова сказала мне, как много значит для нее переписка между Коннором и мной, она помогает ей считать Коннора живым. Сегодня я замечаю в Синтии какой-то новый свет, а все же вот он я, готов снова оторвать Коннора от нее и обнаружить, что я – ужасный, совершенно ужасный человек. Мне ненавистно это, но разве у меня есть выбор? Гораздо хуже продолжать скармливать ей ложь обо мне и ее сыне.

Как ни мучительно находиться в личном пространстве Коннора, я никогда не был так близок к тому, чтобы узнать, каким он был. Помимо очевидных различий между его спальней и моей – у меня узкая кровать, на полу ковровое покрытие, а стены выкрашены в светлозеленый цвет, – есть и поражающее сходство. Нигде – ни намека на что-либо, имеющее отношение к спорту. Я всегда шел не в ногу с ровесниками, поскольку не испытывал ни малейшего интереса к тому, чтобы самому играть во что-то или смотреть, как это делают другие.

Так же, как и у меня, у Коннора полно полок, уставленных книгами. Я вижу Автостопом по галактике, Над пропастью во ржи, Великого Гэтсби и Тайны Питтсбурга. О некоторых книгах я ничего не слышал, некоторые хорошо знаю. Вижу школьный экземпляр Макбета , которого мы читали в девятом классе. По крайней мере, полдюжины романов Курта Воннегута. На корешках некоторых книг стоят индексы Дьюи [1] Десятичная классификация Дьюи – система классификации книг, разработанная в XIX веке американским библиотекарем Мелвилом Дьюи. . Все это кажется странным: Коннор Мерфи – в библиотеке.

Одна из книг у меня есть: В диких условиях Джона Кракауэра. Сначала я посмотрел фильм, а затем прочитал книгу. Она о парне, жившем в начале двадцатых годов, который пытается в одиночку существовать на Аляске. Когда дело касается природы, парень знает свое дело. Он мог бы стать превосходным лесником. Но, к несчастью, он совершает роковую ошибку и погибает в этих диких местах.

Знание того, что мы с Коннором читали одни и те же книги, вызывает странное чувство. Возможно, у меня было больше общего с ним, чем с кем-то из ребят из школы. Если бы мы сидели с ним за одним столом за ланчем, то могли бы говорить о книгах, которые оба читали, скажем, о Бойне номер пять . Кто знает, вдруг мы действительно подружились бы. Такие вот дела.

У одной из книг в твердом переплете нет суперобложки или названия. Снимаю ее с полки. Это альбом со множеством рисунков. Они странные и пугающие, но также сложные и искусные. На одном изображен человек в галошах и под зонтом. С неба падают крысы и пауки. Деревья уже покрыты ими. Это в своем роде забавно.

– Что ты делаешь в комнате моего брата?

Почти швыряю альбом Коннора на полку и поворачиваюсь к Зо.

– Я приехал слишком рано, и твоя мама сказала, чтобы я поднялся сюда.

– Твои родители не расстраиваются из-за того, что ты все время торчишь здесь?

Она не права. Я не торчу здесь постоянно, а приехал всего во второй раз. Но я не собираюсь перечить Зо Мерфи в ее собственном доме (да если дело на это пошло, то и нигде).

– Я живу с мамой, – отвечаю, – а она по вечерам работает. А еще учится.

Зо облокачивается о дверной проем.

– Учится чему?

– Чему-то юридическому.

– О, правда? Мой папа – юрист.

– О. – Скребу свое ухо. Оно у меня в порядке, но мне почему-то хочется почесать его.

– А где твой папа?

Теперь я откашливаюсь. Прочищаю горло и чешусь. Ничего странного.