Владислав Погадаев - Линия жизни

Погуляли мы тогда знатно. Ребята-музыканты разделили с нами не только водку, но и наше хорошее настроение, а один из них даже выразил желание поучаствовать в моей судьбе – помочь устроиться на семьдесят девятый завод. Как говорится, всё зависело от полноты налитого стакана, а его энтузиазм подкреплялся видом батареи бутылок на нашем столике.

Когда я появился в отделе кадров номерного оборонного предприятия, то сразу понял, что мне здесь не рады и в специалистах с такой биографией они не нуждаются.

Мой доброжелатель почесал лысину и назначил следующую встречу в ресторане, обещая к тому времени ещё что-нибудь придумать. Я сообразил, что данный процесс будет продолжаться до тех пор, пока у меня не кончатся деньги. Мой новый друг просто не полагал, что за свой недолгий век я повидал мошенников куда крупнее его.

В этот же день, вечером, я встретил с работы Борю Бриксмана и объяснил ему ситуацию. Еще тогда, в ресторане, мы договорились встретиться, если с предложением музыканта ничего не выгорит. Посмотрев на мою кислую физиономию, Боря улыбнулся:

– Не грусти, что-нибудь придумаем. Поехали.

В то время Борис жил в районе Химмаша. Приехав на место, мы зашли в магазин, купили две бутылки водки и отправились к Бориному приятелю, который проживал недалеко от заводоуправления.

Дверь нам открыл довольно приятный мужик. В гостях у него сидел ещё один, постарше, как я узнал чуть позже, это был Бучнев Леонид Васильевич, начальник отдела капитального строительства завода «Химмаш». До перехода Бориса на работу в колонию Бучнев был его непосредственным начальником.

Быстро соорудили стол. Сидели весело. Боря рассказал приятелям, как я появился в их компании, я тоже кое-что о себе добавил, не забыв упомянуть о том, что хотел бы остаться в Свердловске.

На прощание Борис сказал Леониду Васильевичу: «Возьми этого парня к себе – не пожалеешь». И буквально через день в условленное время я пришёл к Бучневу в ОКС, откуда мы с ним направились в отдел кадров, где я без всяких проволочек получил два направления: на медкомиссию и в общежитие.

Нужно было оформлять паспорт и прописку. И тут в дело вмешался начальник милиции Чкаловского района, который дал мне десять часов на то, чтобы я покинул пределы города. Понять его можно, ему бы со своими преступниками справиться, а тут кадр из колонии, который неизвестно чего за эти пять лет нахватался.

Пришлось мне с этой неприятной новостью срочно идти в Облсуд к Вере Максимовне. Договорились, что я подойду к ней на следующий день, а она за это время попытается что-нибудь сделать.

На следующее утро Вера Максимовна отправила меня к судье Решетникову, который находился в том же здании Чкаловского райотдела, только с другого входа. Услышав мою фамилию, Решетников велел мне возвращаться обратно к начальнику милиции, заверив, что на этот раз вопрос будет решён положительно.

Так и произошло. В кабинете начальника райотдела как раз заканчивалась планёрка – так мне, по крайней мере, показалось, судя по количеству присутствующих. Отпустив подчинённых, начальник сказал:

–Разрешение на прописку я тебе дам, но, не дай Бог, с твоей стороны хоть какое-то правонарушение – упрячу на полную катушку!

В ответ на это я с улыбкой гарантировал, что такого удовольствия ему не доставлю. Уже на выходе гражданин начальник остановил меня вопросом:

–Скажи, кто тебе помогает в Облсуде?

–Зачем это Вам?

На том и расстались.

Так оказался я котельщиком завода «Химмаш». Бригада, в которую определил меня Леонид Васильевич, встретила нового работника довольно прохладно: они знали, откуда я появился, но в просьбе начальнику ОКСа отказать не могли. Правда, это скрытое недоверие улетучилось через весьма непродолжительное время: я брался за любую работу, помогал каждому. Тем более, близился срок завершения проектного задания, пахали мы без выходных, в иные дни по двенадцать часов, и до конца года завершили программу – выпустили и сдали ОТК всю запланированную продукцию.

Ещё в ноябре, в перерыве между гулянками, я появился в Серове. Встретился с Рудаком – он ведь тоже освободился – повидался с друзьями и боксёрами, которые тренировались вместе с нами. Многое изменилось за пять лет, некоторые вообще уехали из города. Уехал и Вася Ханов – на Украину, на ферросплавный завод, который тогда только входил в строй. Уехал, предварительно расписавшись с Томкой Симаковой, дождавшейся его из армии.

В первый же день моего приезда мы с Валькой решили навестить Глафиру Михайловну, мать Васьки. Где-то около шести вечера направились на автобусную станцию, но, не дождавшись автобуса, решили идти пешком огородами – так короче. В ноябре на Урале темнеет рано, но в этот день выпал снег, и потому было довольно светло.

Пробираясь через огороды, краем глаза заметили какого-то мужика, двигавшегося в том же направлении, что и мы. Что-то знакомое почудилось мне в нём, и тут, перелезая через забор, я зацепился за гвоздь полой своего шикарного итальянского пальто – в Свердловске неплохо упаковался на барахолке – и выдал естественную матерную реакцию. Мужик, видимо, тоже узнал меня, мы сбежались: это оказался Монгол. Он только что освободился, отбыв свои пять лет по подозрению в краже велосипеда.

Что тут было! Стоим в снегу, обнявшись втроём, чувства переполняют, да надо бежать дальше. Разошлись, договорившись как-нибудь собраться, посидеть, но это была наша последняя встреча с Монголом. И хотя после я частенько бывал в Серове, свидеться нам так и не довелось.

Глафира Михайловна встретила нас очень радушно, плакала, рассказывая о Васе, которому оставался ещё год. Сев по малолетке, Васька имел право на УДО, да не случилось: сказывался бойкий характер и, как следствие, нарушения, порой даже незначительные, но при досрочном освобождении учитываются и они.

В Новый Год отметился в Полевском, где теперь – в семье дяди – жили мои братья Валерка и Толик. Праздник справили вместе.

Вернувшись после праздничных дней на работу, узнал, что бригада наша расформирована. Троих, самых молодых, в том числе и меня, оставили в цехе на подсобных работах. Январь прошёл скучно: выполняли какие-то разовые заказы, заработка, естественно, не было. Февраль тоже начался ни шатко – не валко. В душе зрело и нарастало раздражение: к такой организации труда я не привык – работа в колонии приучила меня к чёткому производственному распорядку, а тут приходишь утром на работу и не знаешь, чем будешь заниматься, может, и пробездельничаешь целый день.

Я не терял связи со своими «однополчанами», и на одной из встреч Юра Волков посоветовал мне уволиться с завода и идти работать в трамвайно-троллейбусное управление: он, оказывается, до заключения работал в Октябрьском троллейбусном депо и неплохо знал условия труда.