Евгений Туинов - Человек бегущий

— Неси, неси… — ровным голосом сказал историк. — Тетради и это свое, бело-розовое, из сумки-то…

Понеслось. Опять всем показывай, — ах, вернисаж, ах, вернисаж! — опять вешалку из себя корчи, опять давай краткие пояснения… Тетрадки, свою и этой заразы Карпухина, — мог же ведь, мог сумочку-то с прохода потихоньку убрать! — Борик сунул под мышку, выудил безжалостно и свирепо майку на свет божий и, загодя, в издевку растянув ее между рук, так, чтобы текстом, значит, наружу, покорно вернулся к учительскому столу. Ничего, ничего, у него терпение не лопнет, выдержка у него железная.

— Ты хоть понимаешь, что на ней написано? — спросил историк неожиданно.

Борик повернул майку к себе… Ни фига! Он еще и еще раз перечитал, глазам своим не веря… «For world without blacks and communists». Переводить даже про себя не хотелось. В животе стало слабо и кисло. Ну что за черт! Не повезет, так не повезет ведь.

— А что там, что?.. — уже полезли самые пытливые с вопросами, уже, значит, старательно заглядывали с боков, тянули шеи, высовывались и перли.

— Дед пихто и бабка с пистолетом!.. — проворчал Борик, машинально комкая майку и пробуя засунуть ее в карман.

Но в кармане этом уже лежал шведский флаг, и надо бы в другой было совать.

— Нет уж, — словно издалека донесся до него противный голос учителя, голос опасности, беды, кары. — Маечку эту ты, пожалуй, мне оставь на время…

И ведь руку протянул, наивный.

Борик отступил от него на шаг, справился наконец с майкой, спрятал-таки, заховал и, поборов волнение, уже уверенно, прочно и нерушимо сказал ему!

— Не дам.

— То есть?.. — удивился историк, но тут же и уступил легко: — Не дашь, так не дашь… А самому-то как? Ну эта… Совесть-то как? Позволяет, что ли?

Да что хоть он несет там? Что мелет? Подумаешь!..

— Я же не носить, — нехотя ответил Борик.

— Ка-а-ак? — с издевкой протянул историк. — Ты не только флаги, ты и майки собираешь? А может, заодно и автомобили?..

А разобрал ли он, что там написано было? Впрочем, кто же поймет его, загадочного? Надо что-то ведь делать, смягчать, уходить, заглаживать…

— Эту майку я хотел продать, — признался Борик вынужденно.

Ну да, надо же что-то и взять на себя, повиниться, поплакаться. И попался же на его грешную голову этот въедливый человек, педагог, учитель-мучитель! Ведь ясно же, как белый день, коню же понятно, что сам носить он ее не собирается, а тот, кто бы купил, ну это уже его личные проблемы. А хотя что он дергается-то, что голову ломает? Борик смахнул волосы со лба. Майки он историку не дал — улика, вещественное доказательство, политика, пришьют еще чего — и не даст, и никто из этих олухов не видел, а того шкета, у которого взял он ее сегодня утром, им и с ищейками не найти, не вычислить. Так что проехали, кажется…

— Ну дай хоть тетради, — сказал историк невозмутимо, будто тоже прогнал в уме все эти варианты.

Да, проигрывать он умеет. А дальше дело принимало, кажется, забавный оборот, можно будет и поразвлечься. На этом зачете по обществоведению достался ему, наверное, один из самых дурацких, далеких от жизни вопросов: «Какова роль труда в возникновении и развитии человеческого общества?»

Уже малость зная историка, Борик, конечно, и ответил в духе его пижонских требований учиться самостоятельно мыслить, экстравагантно так отбоярился от этого зачета одной фразой: «Труд из обезьяны сделал человека!»

Во всяком случае, он прикидывал так, что их тетрадки историк будет проверять дома или в учительской на худой-то конец, но никак не здесь, перед всеми и, наверное, вслух. Дома-то он оценил бы его юмор и его смелость и, вполне возможно, поставил бы пять баллов, а вот тут, при всех при этих болванах, которые при одном упоминании родственной им обезьяны будут ржать до звонка, на это он не рассчитывал, разумеется. Сначала-то вообще задумано было гениально — все билеты, пока историка не было, прочли вслух, каждый выбрал себе по вкусу и пометил аккуратненько, да сорвалось. Интересно, проскочит ли про обезьяну и человека? И угораздило же его с этим лозунгом на майке!.. Оно, конечно, если по большому счету, так плевал он на все это с высокой колокольни, да береженого бог бережет — и Борик поверх своей тетрадки положил тетрадку Карпухина, вдруг да звонок прозвенит или еще что случится, и до его обезьяны не дойдет…

— Садись, — снова сказал историк и, взяв обе тетрадки, как-то так взглянул на него, что у Борика родилось подозрение, будто бы их праведничек догадался об этой маленькой его хитрости. Противно как, неуютно!.. Что ж он роется, читает в его душе? Или не догадался? Почему тогда он в его-то тетрадку только заглянул да в свой портфель сунул? Впрочем, теперь все это было уже не так важно. Ладно… Значит, сейчас предстоит посмеяться над ответом Карпухина.

«Кого мы называем великими историческими личностями? Как их деятельность связана с деятельностью народных масс?» — прочел историк ровным голосом.

Ну надо же, тот вопрос, что он для себя помечал, этому юниору достался! Что-то Карпухин заерзал на стуле.

— Ну так берешь флаг-то, великий ты наш Карпухин? — шепнул ему Борик.

— Надо бы посмотреть… — нервно отозвался Карпухин.

Ну что за идиот?! Борик даже не смог ничего сказать ему на это. Даром он разворачивал флаг перед всем классом, что ли? Нет, этому как-то еще посмотреть, видишь ли, надобно!..

«…Великими историческими деятелями можно назвать таких гигантов, как основатель нашего города — Петр Первый, — цитировал историк гениальные мысли Карпухина. — Великий император и реформатор. Он сделал немало, но для того времени это были огромные перемены. Петр Первый не был социалистом или коммунистом, скорее наоборот, но он сделал все, что было в его силах, для развития России и укрепления ее армии. Однако Петр Первый не был представителем своего времени. С его умом и с его жизненной энергией он сделал бы намного больше, родись он лет на сто позже».

Карпухин был, конечно, прекрасен в своем ответе, но Борик невольно опять пожалел, что этот вопрос достался не ему. Уж что-что, а про личность и — как там? — про ее связь с народом он мог бы много лучше написать, если разрешил бы себе быть до конца искренним. А что Карпухин? И правильно над ним смеются даже эти охламоны. Плавал бы уж себе за сборную в далеком городе Сан-Франциско на спине или стилем баттерфляй да честно сдирал бы из учебника. А то туда же — Петр Первый ему, видишь ли, социалистом почему-то не был! И какой простор историку для праведных речей!.. Сейчас он с этого Карпухина стружку-то снимет…

Но историк, переждав хохот, положил тетрадь на стол и спросил вдруг:

— Скажи нам, Гена Карпухин, за сколько же Юдин тебе шведский свой флаг толкал?

Борик не успел среагировать, хотя бы пихнуть своего соседа локтем в бок, хотя бы ногой под столом врезать, чтобы не выдавал.