Евгений Туинов - Человек бегущий

— Ну чего? — спросил он у Алекса. — Может сгоняем уже, прикинем без слов?

— Да погоди ты!.. — отмахнулся Алекс. — Раз, раз, раз, раз… — проговорил он в микрофон быстро-быстро. — Борик, дай ревер. Раз, раз… Хватит! Атит!.. Атит!.. Атит!.. — Разнес ревер его голос под низким потолком подвала. — Чей это микрофон? — спросил он озабоченно. — Ага, написано «Костя». Костя, у тебя чей микрофон?.. Он!.. Он!.. Он!..

— Написано «я», — ответил Костя, и голос его со-проводился эхом. — А!.. А!.. А!.. Значит, твой… Ой!.. Ой!..

— Выруби же ты этот ревер, хоть на минуту! — велел Борику Алекс.

Да, ревербератор у них был так себе, только эхо и делал, но Грушенков слышал краем уха, что Борик уже заказал у каких-то мафиози, которые лепят ревера по японским схемам, короче, роскошный, с кучей возможностей — эффект зала, хора, объемное звучание…

— Что ты орешь? — спросил Алекса Борик.

— А то, что одному мне как будто все это надо, — прямо в микрофон выдал Алекс, в раздражении уже не сдерживая себя. — Сначала они приходят на полтора часа позже, потом не могут даже микрофоны свои разобрать!..

Ревер Борик уже вырубил, но громкость на Алексовом микрофоне вроде бы прибавил, так что последние слова Алекса разнеслись по подвалу с нечеловеческой силой. На шум заглянули пугливые любопытные фаны в приоткрытую дверь, но, вовремя сообразив, что сейчас не до них, снова убрались в коридор. И что вот за радость им пресмыкаться тут почти каждый вечер? Шарахнули штангой сверху. Аж задрожали светильники на потолке. Грушенков посмотрел на Лиду и удивился тому, как побледнела вдруг она. Сейчас Алекс с Бориком начнут небось, как всегда, выяснять друг у друга, кто главный в банде: тот, кто все делает — пишет музыку, тексты, репетирует и придумывает, как оформить номер, или тот, кто за все за это заплатил, вложил деньги в само предприятие и дал возможность тому, кто пишет, репетирует и придумывает, писать, репетировать и придумывать? В конце концов, как знал уже Грушенков наперед, победит в этом споре Борик, его деньги, а Алекс подожмет хвост, отступит, сдаст позиции. Всегда это было противно наблюдать, а Грушенкову еще и обидно было за Алекса, потому что Лида так всегда смотрела на него и всегда расстраивалась, когда Борик брал верх.

— Убери ты этот фон!.. Неужели не слышишь? — кричал Алекс Борику, еще небось не думая о том, чем это для него кончится.

— Спокойно сказать нельзя? — ехидно, еле сдерживая себя, интересовался Борик.

— Крутишься, крутишься тут… Ночами не спишь… — заводясь, ворчал Алекс, не отходя от микрофона.

Борик нарочно держал полную громкость, и слова Алекса оглушали.

— Может, хорош, мужики? — спросил Саня-барабанщик.

Он и всегда их пробовал разнять, за что очень нравился Грушенкову, но что из этого получалось?

— А иди ты в конуру в белых тапочках своих! — пошел Алекс вразнос.

Саня пожал плечами и ушел. Он был спокойный, как лучник, как танк, как бетонная стена.

Костя невозмутимо брал душераздирающие аккорды на своей гитаре.

— Банка стучит, — сказал ему Алекс громовым голосом. — Об лады задевает. Подтяни!

Феликс вышел в коридор покурить.

Лида присела на скамейку возле Грушенкова, и он теперь из-за близости боялся, не смел взглянуть в ее сторону. Но от того, что была она рядом, как бы отошла для него на задний план перебранка Алекса с Бориком, смысла их слов он уже не мог разобрать, — так что-то несли обидное друг для друга, мололи языками, стараясь задеть один другого побольнее. Из коридора потянуло дымком. Что-то лопотали фаны, обступившие, видимо, Феликса. Наверное, как всегда, почтительно интересовались репертуаром, выведывали планы «Завета» на будущее. Что-то кричал уже Борик о каком-то платье и вертел указательным пальцем у виска. Грушенков затаив дыхание покосился на Лиду, но от неловкости слишком робко и разглядел лишь легкий локон ее светлых волос, маленькую родинку на шее и розовую мочку уха с простенькой серебряной сережкой. Лида была так близко, что у Грушенкова перехватило дыхание от странного, незнакомого волнения, и он отвернулся.

— И я не собираюсь оправдываться тут!.. — будто дали звук, и Грушенков разобрал слова Борика в настороженной тишине подвала.

— Да нет!.. — кажется, оправдывался уже Алекс. — Ты меня не так понял!..

То ли громкость Борик поубавил, то ли Алекс стал говорить потише, то ли вообще микрофон был вырублен, только голос его звучал уже тихо и до обидного покорно. Грушенкову стало привычно стыдно за Алекса.

И вдруг заплакала Лида — прямо тут, навзрыд, прикрыв лицо руками и вздрагивая острыми плечами под вязаной кофточкой. И что это она? Почему? Зачем? Грушенков видел, как побледнела мочка ее уха, как вздрагивала и раскачивалась в нем в такт ее плачу длинная завитушка сережки, как локон у ее виска, пружиня, пританцовывал, будто был сам по себе. Ему очень захотелось погладить ее по голове, хотя бы протянуть руку и тронуть за плечо сочувственно…

— Ну что ты-то ревешь? — спросил Борик брезгливо. — Иди лучше переоденься, покажись народу…

Грушенкову стоило больших усилий, чтобы не встать и не влепить ему, на сколько хватило бы силы. Он, конечно, не знал, почему плачет Лида, а Борик, наверное, знал или, во всяком случае, догадывался, но нельзя же так было — грубо, брезгливо, как будто она, как Алекс, уже и зависела от него в чем-то…

Лида встала со скамейки и, отвернувшись к стене, то есть к нему, к Грушенкову повернувшись, принялась промокать покрасневшие глаза беленьким крошечным платочком. Его она, конечно, не замечала. Ну и пусть! Он вовсе не желал быть нечаянным свидетелем ее слабости и вот стал… Это даже хорошо, что она не обращает на него внимания!..

— Мы будем репетировать в конце концов? — бездушно спросил Алекс, явно одну ее имея в виду.

Грушенков видел, как исказилось ее лицо досадой и болью. Значит, это и вправду из-за Алекса, не безразличен он ей…

— Проводи меня, мальчик…

Она смотрела на него и ему говорила. Грушенков вспомнил про свой разбитый нос, рука его невольно потянулась, чтобы прикрыть…

— Скорее же, скорее!.. — шептала ему Лида.

И он опять забыл про нос, про себя, про все, кажется, на свете. Он встал ей навстречу и следом за нею вышел из подвала. Было в этом какое-то волшебство. Кто мог предположить, подумать? Что вот так, ни с того ни с сего!.. Конечно, он лишь подвернулся под горячую руку, что ей в нем, конечно… И потом, он сегодня не в форме… Расступились почтительно фаны перед ними. Лида уже поднималась по лестнице, когда, оттолкнув Грушенкова, нагнал ее Алекс и остановил, придержал бесцеремонно за руку.

— Ты что? Куда? А репетиция? Ты же ничего не поняла!.. — выпалил Алекс торопливо.

— Уйди, Леша… — тихо попросила Лида и, взглянув через его плечо на Грушенкова, позвала: — Пошли же, мальчик!