Евгений Туинов - Человек бегущий

Он развернул мотоцикл, промчался на скорости по безлюдной улице, давая выход какой-то злой, свербящей внизу живота удали, и, тормознув, вкатил под арку. Грохот мотора сделался невыносимо громким, с трудом находя выход из каменного мешка. Борик вырвался на крошечный простор дворика и подрулил к хозяину мотоцикла Алехе Стылову, снял шлем со взмокшей от напряжения и опаски головы.

— Не, Леха, не возьму, — вяло сказал он, заглушив мотор и внимательно глядя в глаза продавцу, ожидая ответной реакции.

— Чего? — удивился Леха, принимая из рук Борика руль мотоцикла.

— Поездил, подумал, прикинул… — рассудил Борик, не спуская глаз с Лехи. — А на хрена он мне сдался, твой дрындулет? Мне его и закатить некуда. Не покупать же к нему гараж! Лучше пока на велике перебьюсь — до машины.

Леха расстроился. Небось очень ему деньги были нужны. Борик это видел, и некое подобие радости промелькнуло у него внутри, будто все эти смотрины мотоцикла и затевались им только для того, чтобы полюбоваться на Лехину кислую рожу.

— Впрочем, я предложу кой-кому, — смягчился Борик, сам не ведая, с чего бы. — Может, помогу тебе его толкнуть. Но сам знаешь, туда-сюда, хлопоты — придется накинуть комиссионные. Ты как?

Леха, видать, раззявился, уверен был, что тут же у него и купят эту тарахтелку, с руками оторвут, поэтому расстроился, кажется, еще больше. Надо было бы дать ему привыкнуть к мысли о комиссионных, но Борику было некогда, и он спросил напрямик:

— Десять процентов от продажной цены мои. Идет?

В принципе, нет, так нет. Пусть сам ищет покупателя. Но и мимо возможных дивидендов пройти Борик не мог — вдруг да обломятся. Так что привычно примолк на несколько секунд, ожидая завершения Лехиной мыслительной деятельности. Ох, что там у него в башке творилось сейчас, наверное. Впрочем, плевать, конечно. Согласится, не согласится? Вот что самое главное.

— Пять процентов, — сказал наивный Леха грустно и неуверенно.

Кто ж так торгуется? Теперь надо просто стоять на своем. Этот быстро, похоже, скиснет. Оно, естественно, и пять бы сошло — деньги из воздуха, из ничего, но десять-то было бы лучше. Борик отрицательно покачал головой.

— Я подумаю, — неопределенно промямлил Леха, все еще привыкая к десяти процентам.

— Сейчас! — жестко вдруг велел Борик, понимая, что думать давать нельзя. — Завтра-послезавтра будет покупатель.

Как и предполагалось, Леха сдался.

— Ладно, — сказал он уныло, с глубоко затаенной мстительностью или с обидой в голосе.

Сразу бы так. А куда ты денешься? Борик радостно подумал о том, что все-то он умеет в этой жизни, знает людишек, умеет играть с ними, как кошка с мышками…

— Позвоню, — пообещал он Лехе и пошел со двора.

До школы еще время было. Борику нравилось такое расписание в их классе олимпийского резерва. Все равно ведь пока ребята ломались там, на Зимнем стадионе, пока делали разминку, пока потели со штангой на плечах или на снарядах пластались первые два урока, лезли, карабкались к своим результатам, к рекордам, у него было время на дела. Потом, к третьему уроку, все подгребали к школе — потные, красные, розовощекие, модные, — всем им он что-то доставал уже из шмоток, — и Борик был тут как тут. Можно было и поучиться малость.

Он и сегодня лишь ради сбора долгов сунулся в школу к первому уроку, и теперь — до сих пор ведь! — оставался неприятный осадок из-за Груни-меломана. Все принесли деньги, а этот серенький козлик, видишь ли, не собрал. Ладно, пускай он теперь переживает. Не достанет к концу занятий, схлопочет в рыло, да еще и процент накинуть придется. Его заботы… Пора было готовить к школе портфель, решать, кому чего нести, а кто и сам забежит вечерком. Опять же после уроков все эти атлеты, его одноклассники, в Зимний стадион почешут на вечерник потения и ломания. Здорово же он устроился среди них со своими шахматами! Вроде тоже спортсмен-разрядник, тоже олимпиец, а жилы рвать не надо. У него индивидуальный план занятий. У него тренер — отцов приятель. Что отец скажет, то и сделает. У него и времени на дела навалом, и клиентура под носом — целый класс легкоатлетов, фигуристов, пятиборцев, волейболистов и саночников, лыжников и фехтовальщиков, гребцов и хоккеистов. Что класс? Их несколько таких в школе. И все почти из этих классов разрядники, кандидаты, даже мастера, все пижоны — сила есть, ума не надо — все мечтают об «адидасе» на ноги, на пузо и на задницу, о фирме. Да и он среди них незаметно так на первый разряд по шахматам вышел. Не без пользы, значит, с обоюдной выгодой.

Борик снял в прихожей свою черную одежду, накинул полосатый махровый халат и сунулся в ванную. Отец с кем-то базлал на кухне по телефону. Борик вымыл с мылом руки и умылся. Хотелось есть. Он прошел на кухню, переступая через кольца витого длинного телефонного провода на полу, зажег газ и поставил чайник. Дина, что ли, на рынок ушла? Собиралась…

— Партию адидасовских футболок не возьмешь? — оторвавшись от телефонной трубки, спросил отец.

— Сколько? — уточнил Борик, усаживаясь на табуретку и откидываясь расслабленной спиной к стене.

Впрочем, спина тут же напряглась и выпрямилась, как деревянная, будто уж сама по себе, почуяв, что разговор идет о деле.

Отец спросил у кого-то там, сколько футболок в партии и вообще какие размеры там, цвет и цена — все в точности и даже почти в том же порядке, как и подумал себе Борик, и доложил, прикрыв трубку ладонью:

— Полста штук. С сорок шестого по пятьдесят второй. Бежевые. С коротким рукавом. Восемь рублей штука. Только деньги сейчас…

— Нет, — отказался Борик.

— А что?

— Много очень, да и зима на носу. Какие футболки? — неохотно объяснил Борик.

— Было бы предложено!.. — кажется, малость обиделся отец. — Я бы на твоем месте взял. В школе разойдутся. А нет, так полежат. Есть не просят. Но ты же больно умный теперь…

Ну подумал бы сам, прежде чем спрашивать. Куда их сейчас девать, эти футболки? Оно конечно, и класс у них спортивный, и в школе их целых три, но не всех же, как сборную, одевать в одинаковое! Заподозрят и вообще… Что-то директриса последнее время коситься стала. Она тетка хитрая, — Борик знал, — себе на уме, зря коситься не будет. Еще историк этот плохо посмотрел на него на той неделе. Бдительные чересчур! Это за все футболки четыреста целковых. Продать можно по червонцу каждую. Как минимум… Взять, что ли? И до лета придержать!.. Нет, долго все это, хлопотно, да и затоварена школа футболками. Потом поостеречься пока надо. А всего-то делов — сто рублей навару. Но ведь не объяснишь же всего отцу. Ладно, пускай подуется чуть-чуть, предкам с ним и так чересчур легко — все на лету схватывает, денег в долг даже не просит, сам живет, своим умом и оборотливостью, шустрит потихоньку. Борик заварил чаю. Что же отец-то сегодня на службу поздно так собирается? Ревизия у него кончилась, что ли? Вот и себе нужно будет такую работу искать, чтобы так же, как отец, захотел — дома посидел, захотел — повкалывал. Дел же, кроме службы, много будет, а времени мало. Борик вспомнил, что ему самому вечером на репетицию «Завета» в подвал идти. Время, время… И везде успевать ведь надо!